Читать книгу - "Блабериды - Артем Краснов"

— В самом деле?

— Да, второй день агитирует. Что скажите?

— Психиатры, вероятно, вам не помогут, зато у вас будет время для уединения, которое вы любите.

— Это вы так шутите?

— Нет. А если у вас возникнет сомнение в том, существую ли я на самом деле, теперь у вас есть вещь, — он указал на схему в моих руках.

Я стоял молча. Девочка, обутая в коньки, прошагала на негнущихся ногах, растопырив руки для равновесия. Мама вела её строптивого брата, который доказывал отцу, что «Вите уже давно разрешают».

— Тупик, — сказал я. — Потерял работу, подорвал здоровье, ничего не добился.

— Да-да, — в голосе Братерского прозвучала лёгкая издевка. — И жить как нормальный человек не получается.

— Не получается. Полный клинч.

— Ваше уныние пройдет. Знаете, в чём отличие крепкого ума от гениального? Оба похожи на стрелков. Но первый стреляет по далёким мишеням, а второй — по невидимым. И всё равно попадает. Только никто этого не замечает.

— Поэтому у меня такое дрянное чувство внутри?

— Вы привыкли соотносить себя с окружающими, которые не знают того, что знаете вы. Это вызывает у вас понятные сомнения. Но эти сомнения — не ваши сомнения, и ваше уныние — не ваше. Скоро вы это поймёте.

Я рассматривал красивый снегокат, который тащил за собой упорный малыш. На горку его не пускали.

— Сергей Михайлович, я давно хотел вас спросить. В чём ваша корысть? Честно, зачем вам я? Вы тратите своё время, даете мне советы, помогаете. В чём смысл? Вы теперь занятой человек.

Он некоторое время подбирал слова и затем сказал:

— Когда общество блаберидов начнёт превращаться в ползущий мозг, нам понадобятся люди, которые смогут держать дистанцию.

— Опять идея о сверхчеловеке?

— Её всегда неправильно интерпретировали. Сверхлюди не будут враждебны обществу. Они будут стоять в стороне. И всегда стояли.

— Я сомневаюсь, что смогу когда-нибудь забыть семью, забраться на высокую гору и предаваться там медитациям, поплёвывая на всех сверху. Я не смогу стоять в стороне.

— Это и не требуется. Вам не нужно рвать поводья; вам достаточно понять, что они существуют. Вы не должны препятствовать проявлениям самого себя. Попробуйте найти свободу в стороне от своих зависимостей. И живите нормальной жизнью.

— А разве Чаудхари живёт нормальной жизнью?

— Для него она нормальна. Когда вы научитесь видеть себя со стороны, разница между вашим «нормально» и его «нормально» перестанет быть столь заметной.

В наступивших сумерках зажглись огни центральной ёлки, и свет её гирлянд перекинулся на соседние ёлки, как пожар. По площади прокатился гул ликования.

— Вам нужно идти, — сообразил я. — У меня один вопрос. В светлом будущем, которое вы ищите, осталось место любви?

— Её там больше, чем вы можете себе представить.

* * *

Падал колючий снег. «Небо сыпет остротами», — подумал я.

На просвет снег искрил, будто воздух состоял из миллиарда битых пикселей, которые мерцали в утренней мгле. Лицо покрывалось холодными укусами.

Чёрные ветки торчали из-за белых каменных столбов, соединенных чугунными оградами. Машина тестя стояла около арочных ворот. Здание клиники по улице Салтыкова выглядело старым, но ухоженным. Фонтан в форме рыбы с накачанными губами был белее снега. Старое здание позади оживляла жёлтая побелка.

Тесть вытащил из багажника мою сумку, оттеснив плечом, точно уже не верил в мою способность утащить свой багаж.

Я посмотрел на смартфон. Двадцать минут одиннадцатого.

Мы прошли через арку по центральной аллее. Психов не было: сквер перед зданием оказался голым и пустым. На осветительном столбе висела покосившаяся табличка с указателем «Санкорпус».

— Когда врач разрешит посещения, я обязательно буду тебя навещать, — Оля вела меня под руку, подчеркивая веру в мои силы.

Мы поднялись по сбитым ступеням, которые были прошорканы в центре, будто по ним неоднократно стаскивали тяжелые мешки или психов. Тесть резким движением потянул фигурную ручку высоченных дверей.

— Давайте, — пропустил он нас, и мне показалось на секунду, что едва я переступлю порог, он захлопнет дверь и прижмет её снаружи, чтобы я уже не вырвался. Но он так не сделал.

Вслед за Олей я зашёл в небольшой светлый холл, где слева была стойка регистрации, а справа стояли кресла и пуфики для ожидающих. Тесть толкнул меня сумкой, нетяжёлой, но очень раздутой.

Хлопнула входная дверь на мощной пружине.

— Тут уютно, — сказала Оля, оглядываясь. — Старомодненько, но уютно.

Над стойкой администратора висели буквы из ламинированного картона: «С Новым Годом!». Шрифт напоминал о мультике «Ну погоди!».

— Да, — согласился я.

Пока она объяснялась с вышедшей к стойке сотрудницей, я сел на пуфик и вынул из куртки схему, нарисованную отцом Братерского.

Вот озеро Красноглинное. Вот место, где сейчас находится «Заря». Вот река Выча и первые филинские дома.

А вот замурованный штрек, который я заштриховал красным фломастером. Штрек пульсирует и светится. Неужели этого никто не видит?

— Ну что, вы готовы? — спросила вышедшая из-за стойки сотрудница, приглашая за собой.

Я поспешно убрал карту, взял из рук тестя сумку и коротко обнял Олю. Мне не хотелось длительных прощаний. В конце концов, можно позвонить.

Вслед за медсестрой я двинулся по коридору. Полосатый свет заставляет её халат то вспыхивать, то угасать.