Читать книгу - "Бескрылые птицы - Луи де Берньер"

Однажды в начале лета Рустэм-бей курил во дворике, когда из дома с криком «Хозяин, хозяин! Памук совсем плохо!» выбежал слуга.

И правда, кошка лежала на боку, лапы подергивались, в глазах безумный ужас, дыхание хриплое и прерывистое.

— Ох, бедная Памук, — сказал Рустэм-бей, присев на колени. Он погладил кошку по голове; под пальцами — бархатистые уши и черепок под кожей. — Совсем старенькая. Шерстка да кости.

— С характером была, — вздохнул слуга. — Что делать-то, хозяин?

— Наверное, лучше убить, чтоб не мучилась в конце.

Слуга опешил. Он любил кошку и испугался, что умерщвлять ее прикажут ему.

— Только не я, хозяин, — взмолился слуга. — Пусть кто-нибудь другой.

— Я сам, другому не позволю, — сказал Рустэм-бей.

Слуга перевел дух.

— А как это сделать?

— Можно утопить, свернуть шею, отрубить голову, задушить или пристрелить. — Мягкий тон Рустэм-бея опровергал откровенную жестокость слов.

— Жалко пачкать кровью такую красивую белую шерсть.

— Я вынесу ее на улицу. Дай какое-нибудь толстое покрывало, — приказал Рустэм-бей.

Во дворе он плотно укутал кошку и, взяв на руки, сел в кресло. От кошачьей макушки сладко пахло пылью.

Горестно раскачиваясь с закрытыми глазами, Рустэм-бей прижал старую кошку к груди. Правая рука надавила чуть сильнее. Рустэм надеялся, что вконец ослабевшее животное не понимает, что происходит, и шептал:

— Бисмиллах аллах акбар, бисмиллах аллах акбар, бисмиллах аллах акбар…

Слова отвлекали от печали.

Голова Памук завалилась набок, вывалился розовый язычок, и Рустэм понял, что кошка больше не дышит, но еще долго сидел, крепко прижимая ее к груди.

Наконец справившись с собой, он внес закутанную Памук в дом.

— Умерла, — сказал Рустэм слуге, который все это время на почтительном расстоянии ошивался в дверях.

— Что теперь? — спросил слуга. — Унести и оставить на холме?

— Нет. Принеси лопату. Мы давно решили, что похороним Памук на ее любимом месте под апельсиновым деревом. Она часто там нежилась.

— Позвольте мне это сделать, хозяин, я с радостью…

— Нет. Я сам ее похороню.

Потом, глядя на земляной холмик, Рустэм-бей вспоминал, как много лет назад в Галате впервые увидел молоденькую Памук, которая зыркала и сердито шипела из большой ивовой клетки для птиц, венчавшей гору Лейлиного багажа. Один глаз голубой, другой желтый, и абсолютно белая шерсть. «Это еще что?» — спросил он. «Кошка», — ответила Лейла. Он тогда не любил кошек и сухо сказал: «На кошку я не рассчитывал».

«Я много на что не рассчитывал», — подумал Рустэм-бей. Забавно: связь с кошкой пережила отношения с любовницей, хотя есть некое мистическое чувство, что подлинные узы никогда не прерываются.

Не желая показывать слугам, что расстроен, Рустэм-бей отыскал письмо Лейлы-ханым, которое так и не прочел, и, сунув его в карман пиджака, отправился в город. Миновав красивые дома, в которых некогда жили армяне, он остановился там, где во исполнение обещания начал строить мечеть. Сейчас здесь все поросло сорняками и чертополохом, посреди стройки вытянулось миндальное деревце; все вместе походило на древнегреческие руины. Наверное, надо бы устыдиться, что дело не закончено, тем более теперь, когда в городе есть мужчины, ведь это позор в глазах жителей, но одна мысль о затее наполнила душу неимоверной усталостью. Рустэм-бей дернул плечом и сказал себе: «В конце концов, мечетей Господу хватает».

Он пошел дальше, пробираясь по косогору сквозь колючий кустарник. Миновал ликийские гробницы, где обитал Пес, и саркофаг святого. Увидев Ибрагима-рехнутого с Кёпеком и козьим стадом, он приостановился послушать, как пастух выводит на кавале странно красивую, но бессвязную мелодию. Наконец козьей тропой Рустэм добрался до края обрыва.

И там, наверху, вертя в руках письмо Лейлы — оно трепыхалось на морском ветру, — он все-таки догадался, что расплывшиеся на листке чернила означают слезы.

До самой темноты Рустэм-бей сидел на камне, смотрел с вершины утеса на море, и ему казалось, что он зажился на белом свете.