Читать книгу - "Женщина на заданную тему - Елена Минкина-Тайчер"

Господи, столько раз целовалась с мальчишками, откуда же эта непостижимая щемящая и сладчайшая мука?

– Давай, пойдем ко мне, – горячо шепчет он, – ты посмотришь, у меня такая теплая комната.

Что ж, если это должно случиться, то почему не сейчас, не с ним, самым прекрасным, самым ласковым и добрым сказочным принцем?

Откуда-то опять всплывает Лялино лицо: «Учти, забеременеть можно с самого первого раза». Вот дуреха, ну почему она до сих пор не начала принимать таблетки! Ничего страшного, просто надо ему сказать заранее, он ведь наверняка лучше понимает.

– Никогда не было? – Таки ласково и немного растерянно целует ее в побледневшие круглые щеки, заглядывает в детские доверчивые глаза. Косичка расплелась и шелковистые волосы опутывают его пальцы. Наверное, такой была мама, когда отец принялся за ней ухаживать. Нет, мама была старше года на два, а то и на три. Как она любила рассказывать про свой роман: «Папа был такой стеснительный и добрый, и никогда, слышишь сынок, никогда не приставал ко мне до женитьбы. И ты не должен обижать девочек!» Боже мой, когда это было. Доисторические времена!

– Вот и умница! – Таки треплет Мишель за уши, как щенка, целует в мокрые глаза. – Куда торопиться! У нас ребята чуть не с пятнадцати лет трахаются, а что они понимают, одна порча настроения! Ты знаешь, у меня первая девчонка была только в девятнадцать. Клянусь! Она потрясающе умела целоваться. А потом влюбилась в моего старшего брата, представляешь?

Таки крепко сжимает в руке ее теплую дрожащую ладошку.

– Принцесса, собственно, зачем нам чужие комнаты и чужие дома когда вокруг такая красота? Срочно переходим мост и отправляемся в далекое-предалекое путешествие вдоль реки! Ты любишь гулять ночью у реки?

Да, она любила, она просто обожала гулять ночью у реки! Хотя никаких рек у них в Иерусалиме не было. Но разве это имело хоть какое-то значение.

* * *

Самолет улетал днем, но они уже простились накануне. Ребята устроили прощальный ужин, все вместе пели знакомые песни на английском языке, а потом Мишель с Ростом вдвоем – на русском. Она, правда, помнила только совсем детские, про Чебурашку и кузнечика, но Рост был в полном восторге и бойко подхватывал: «Представьте себе, представьте себе, совсем не ожидал он…»

Таки, как всегда, проводил ее до знакомого дома номер тринадцать, Мишель ужасно хотелось зареветь, но получалось не по-товарищески, Таки сам был такой растерянный и грустный. И совсем не казался взрослым.

– Я сразу напишу, – твердила Мишель, – электронная почта, такое удобство, минута – и здесь!

– Да, – без энтузиазма соглашался Таки, – я закажу адрес. Кажется, интернет есть в кафе на Старой площади.

Ничего не было просто. Ни компьютера, ни телефона, ни денег. С трудом набирал на дорогу в Корк.

– Тогда я найду тебя в Ирландии. По родительскому телефону, – она помахала написанным его рукой номером. – Мне бы только школу закончить, всего год!

– You must promise to do well in school and with the piano that would make me very happy.^[16]

Он не сказал «приезжай». Куда он мог ее пригласить? В холодный унылый Корк, где в девять часов пустота на улицах и только изредка слышна пьяная перебранка? На кухню в ресторан, где ему предстояло работать?

Она не сказала «приезжай». Куда она могла его пригласить? В жаркий пустынный Иерусалим, где на всех углах полицейские и солдаты, а в дверях – постоянная проверка сумок? И везде страх, страх и унижение?

Самолет приземлился точно по расписанию. Эли встречал ее в аэропорту, специально выпросил у родителей машину. Он даже хотел купить цветы, но как-то забыл на минутку, а потом уже не хватило времени. И было совершенно непонятно, почему Мишель молчит всю дорогу, или еще обижается с их последней встречи, или просто устала и хочет домой?

В восемь, как обычно, начался концерт. Таки автоматически цедил заученные слова. За центральным столиком расположилась шумная компания иностранцев, они с аппетитом жевали и чокались пивными кружками, потом стали спорить о чем-то, мужчина развернул газету. Прямо в глаза хлынули странные буквы, похожие на рассыпанный чай.

Ляля торопливо шла по горячей мостовой. Торт из безе и фруктов уже готов, только достать из морозилки, когда приедет ее девочка. Главное, ничего не спрашивать. Сабринка, мудрый человек, даже сама ходила в этот бар, вот что значит старые друзья. «Порядочная католическая семья, третий ребенок их четырех, окончил колледж по английской литературе, очень музыкален». Господи, дай мне силы изменить то, что я могу, и принять то, что я не могу изменить!

Гинзбург делал вид, что слушает «Болеро» Равеля. Хорошо, что все время вступают новые инструменты, громкость нарастает, можно прикрыть рукой лицо, и тогда дети не заметят, как стекают слезы по старым морщинистым щекам.

Френсис Маккарти молча сидел за служебным столиком. Можно и помолчать в кругу старых друзей, особенно когда совесть чиста, дела завершены, а дома ждет добрая хозяйка. Сейчас закончится перерыв, и они вновь запоют старые вечные песни о любви, встречах и расставаниях. И весь зал станет подпевать, как будто еще не прожита юность и любовь еще ожидает где-то за порогом, а может, она и вправду живет, раз живут эти песни, кто знает.

Данечка собирал железную дорогу из ярких пластмассовых блоков и разговаривал сам с собой. Он уже освоил слово «почему», но сегодня никто не хотел ему отвечать, папа Сережа громко шуршал газетой, но совсем не читал, а только перелистывал страницы. В телевизоре раздавался привычный вой сирены, и все повторялось знакомое, но непонятное слово «пигуа»^[17].

Данечкина мама, Аня Гинзбург-Полак («Бонч-Бруевич», посмеивался Сережа) безнадежно торчала в пробке напротив Садов Сахарова^[18]. Даже сегодня, когда приезжает Маша, не удастся вернуться вовремя. Если бы она ушла всего на полчаса пораньше! Но работа есть работа – все правильно. Всю жизнь она живет по правилам – удачное образование, разумный брак, высокооплачиваемая работа.

Почему же иногда кажется, что жизнь проходит мимо? И что-то главное уже не случится?

Мария стояла на привычном месте, у задней стены собора. Она любила этот час, когда заходит солнце, и в храме тишина и редкий свет, и можно спокойно молиться. И она тихо и привычно молилась за мужа, и за всех детей, и отдельно за Таки, который наконец возвращается домой, и за ожидаемого вскоре внука, и за всех будущих внуков своих и чужих, и просто за любовь, неустанную и вечную любовь, которая вопреки всему греет и хранит нас в этом неразумном стремительном мире.