Читать книгу - "Майский сон о счастье - Эдуард Русаков"

– Так точно, гражданин майор, – сказал я, пряча конверт в карман куртки-спецовки.

Сорока – моя кликуха, от фамилии Сорокин.

– Значит, на свободу – с чистой совестью? – И майор с отеческой заботой заглянул в глубину моих ласковых глаз. – Ты же хороший парень, у тебя золотые руки. Пить не будешь – всего добьешься. В твоем Кырске сейчас такое строительство разворачивается! Дома, как грибы, растут. Я сам оттуда, знаю.

– Я тоже знаю, гражданин майор. Без работы не останусь.

– Ты, главное – с женой в мире живи. И все будет хорошо. Она тебя так любит, вон какие стихи пишет – аж завидно!

– Хотите, подарю? – Я достал из кармана конверт.

– Ты, Сорока, этим не шути.

– Извините, гражданин майор. Я тоже ее люблю. Разрешите идти?

– Не терпится? – Майор подмигнул своим розовым кроличьим глазом. – Ладно, ступай. От колонии до автовокзала – на пятом автобусе, а там на междугородний возьмешь. К утру дома будешь.

– Я знаю, гражданин майор.

– Иди… Да жену не обижай!

– Пусть она меня не обижает, – сказал я, ласково улыбаясь этому жирному кролику. – Спасибо за науку и заботу, гражданин майор.

Родной город за два года похорошел. Новые дома, фонтаны на перекрестках, скверы, а сколько машин! Ну да ничего, я себе тоже на машину заработаю. Вот только с делами неотложными разберусь.

Домой звонить не стал – пусть будет сюрприз. Посмотрим, как она меня любит, как ждет-не дождется.

А вот и мой автобус. Зашел, встал у заднего окна, любуюсь на похорошевший город.

Невольно прислушался к разговору двух молодых бабенок, что сидели рядышком, за моей спиной.

– Ну и как твой, тебя не обижает?

– Меня обидишь, как же. Да нет, он тихий, спокойный. Получку всю мне отдает, как до свадьбы договаривались…

– А мой-то, гад, дает мне только на текущие расходы. Каждое утро выдает, а вечером спрашивает – на что и сколько потратила… Жмот сраный!

– Нет, мой в этом отношении ничего. Сам у меня на пиво просит.

– Да он ангел у тебя!

– Вонючий ангел.

– Как это?

– Да так. Мыться не любит, а потеет сильно. И козлом от него несет. Я ему говорю – ты, козел, носки бы сменил! А он снимет их и по комнате раскидает…

– Ну, это пустяки.

– Ничего себе, пустяки. Меня от него тошнит. Если ты, говорю, вонючка, не будешь каждый день душ принимать, я тебя брошу.

– А он?

– Думает, я шучу. Ладно, говорит, кисуля, не ворчи. И лезет со своими вонючими поцелуями. Я кричу – иди под душ, козел! А он смеется…

– А мой – маменькин сынок. Всё для нее, для мамочки своей старается, в день по десять раз ей звонит, а мне – хоть бы раз позвонил с работы. Я хоть подохни, он не колыхнется, а мамочка только чихнет, он сразу бледнеет – что с тобой, мамуля, ты не простыла? У-у, так бы их обоих и убила!

– А мой, как с работы придет, на диван завалится – и ноги свои вонючие, в грязных носках, раскинет. Джулька, собака, к нему лезет, лижет его, вонючку. Иди в душ, кричу, смени носки! А он смеется – собаке, мол, нравится. Вишь, как лижет мои ноги! Вот и живи с собакой, козел, а я ухожу… А куда я уйду? Покричу и успокоюсь.

– Некуда нам деваться, подруга.

– Извините, милые дамы, – вмешался я в их разговор. – Не мое, конечно, собачье дело… Но, мне кажется, вы просто не любите своих спутников жизни…

– А ты кто такой? – окрысилась худая брюнетка, у которой муж – вонючка.

– Неприлично – подслушивать, – ехидно добавила пухленькая блондинка, у которой муж – жмот. – Мы уж как-нибудь сами со своими мужиками разберемся.

– Главная ваша беда – недостаток любви, – сказал я, глядя на них со строгой улыбкой. – От этого в мире все беды и несчастья. Никто никого не любит.

– Да ты глянь на его руки, – фыркнула брюнетка. – Весь в наколках… Из зоны, небось?

– Угадала, – кивнул я. – Только вчера откинулся. Еду к любимой жене.

– Ну-ну, – хохотнула блондинка. – Вот жене и расскажешь про свою любовь. А она тебе – про свою верность…

– Это что, намек?

– А чего мне намекать? Ты сколько на зоне пробыл?

– Два года. Из-за жены, между прочим. Хотите – расскажу?

– Ты, я вижу, сам очень хочешь. Ну, расскажи, если не стыдно.

– А чего стыдиться, – и я рассмеялся тихонько. – Дело прошлое. Нет, она мне не изменяла, в этом смысле все было у нас хорошо. Мы с ней в школе вместе учились, с детства дружили…

– Ой, как трогательно, – скривилась брюнетка, – сейчас заплачу.

– Да, конечно, смешно, – согласился я. – Но мы, правда, крепко любили друг друга. И все, вроде, было у нас хорошо. Жаль, детей только не было. Может, поэтому я и пить стал…

– Ага! – кивнула сердито блондинка. – А если бы дети были – пил бы совсем по-черному.

– Ну, не знаю. Запоев у меня не было, просто – поддам иногда с друзьями… А она обижалась. Потом стали ссориться. И однажды, когда я спьяну ударил ее… ну, не рассчитал – сильно ударил, сознаюсь… так она раскричалась и – милицию вызвала!

– И правильно сделала, – буркнула брюнетка.

– Нет, не правильно, – возразил я. – Неправильно. Ведь она-то трезвая была, понимала, что я не со зла, а спьяну… Да я сам пред ней повинился, я ноги ей целовал, прощения просил. А тут – милиция. Засадили меня на пятнадцать суток…

– Мало!

– Дай дорасскажу. Просидел я, значит, пятнадцать суток, выхожу, возвращаюсь домой – и, ни слова не говоря, загоняю ее, мою драгоценную, в ванную комнату. Запер ее там, дверь снаружи гвоздями заколотил – и пятнадцать суток она у меня просидела. Жратву в окошечко подавал, а санузел там совмещенный…

– Ну-у, мужик… ты и гад, – изумленно пробормотала блондинка. – А ты все это сейчас не придумал?

– Нет. Зачем мне врать? Так вот, просидела она, значит, взаперти свои пятнадцать суток, никто ее не хватился, родни нет, и в ту пору она нигде не работала… а когда вышла на волю, то тут же и позвонила в милицию. А потом был суд – и мне впаяли два года…

– Молодец баба! – восхищенно сказала брюнетка. – Так вас, мудаков, и надо учить.

– Ты поосторожнее выражайся, – заметил я вежливо. – Если б не срочные дела, я б тебе за грубое слово врезал… не посмотрел бы, что ты такая красавица и чистюля. Вижу, муж тебя совсем распустил…

– Значит, срок-то свой отбыл? – перебила блондинка. – И опять – домой? Не боишься, что твоя ненаглядная себе другого нашла?

– Не боюсь, – говорю. – Ведь она меня любит. Если б знали вы, какие она мне письма в зону писала! А какие стихи… Но тут подоспела моя остановка.