Читать книгу - "Семён Светлов - Алексей Лукшин"

В больнице.

Прошло несколько часов после операции. Денис зашёл в отдельную одноместную палату к Семёну. Мысль, что Семён будет оплачивать палату, странным образом внесла коррективы в сложившиеся за столько лет отношения. По-приятельски ему неудобно было заговаривать об этом, а тем более принимать деньги. Он посмотрел, как обустроился товарищ. Вспомнил двух– и трёхъярусные койки в казарме. Нет. Не койки, не постели, а шконки. Откуда слово это пришло в обиход, никогда не думал. Потом вспомнил их с Семёном (Каким Семёном? Сёмой!) шконари, стоявшие в большом углу перед окном. О время! Первый год службы он не вспоминал. Он с отвращением оттолкнул от себя эту мысль и оценивающе глянул на массивную нижнюю челюсть Семёна – память того времени. Про себя опять не стал вспоминать, лишь подумав, что тогда они достойно дали отпор. Он обратился к больному:

– Греешь?

Тот вместо ответа кивнул и, поморщившись, плотно сжал губы, сдвинув концы вниз. Денис понял.

– А боли усиливаются. Вроде уже должны пройти.

Он присел возле кровати, открыл бинт, посмотрел. Ничего, что могла насторожить не заметил.

– Всё отлично. Но боли… – он заводил пальцами руки по подбородку, – к тому же продолжительные… Н-да, призадумаешься…

Открыто признаваясь, Семён рассказывал о том, как он чувствовал себя в те дни.

– После перевязки ныло так, что стук в висках появлялся. Сейчас вот отпустило, но, знаешь, уже в глубине вот-вот, – Семён сделал рукой непонятно-странный, но всё-таки живо говорящий и объясняющий жест, – подступает. Вроде наркоз общий. Сейчас подкатит, жду. Никак не отделаюсь от этого чувства – настолько привык.

Он смутился снова – ложный стыд не оставлял его.

Испытывая боль и рассказывая сейчас о своих ощущениях другу, он тем самым, сам того не желая, возлагал на него вину за эту боль, за ошибку, даже за своё молчание. Это была видимая грань долгих человеческих взаимоотношений. Но что каждый из них об этом думал – оставалось за занавесом произносимых слов и фраз. Настоянных, как хороший коньяк, на пережитых годах, взорвавшихся и не вырвавшихся эмоциях, на чувствах с их множеством мозаических переплетений и рисунков. И каждый из них имел на этот счёт два мнения. Одно исходило от сердца – именно им руководствуется человек, когда принимает решения, касающиеся близких ему людей. А второе – от разума. Здесь здравый смысл – и ничто иное – ведёт и побуждает поступать часто хладнокровно, бездушно и – что больше всего противоречит поступку – безнравственно с точки зрения принятых догм и правил, где милосердие и добросердечие есть верный признак и знак доброй души и благородства зрелого гражданина.

Где есть правильно? Кто ответит, как правильно? На миг секундное помешательство в процессе. Кто ответит на этот вопрос: «как надо»? Только потом раздвинется ширма. И предстанет ответ. А человечество – всё-таки неблагодарный зритель – осыплет аплодисментами под восторженные «о-о-о!» или взвоют с вскинутыми кулаками под угрюмое «у-у-у!» Но если… Нет никаких если в том времени, в котором мы живём!