Читать книгу - "Хладнокровное убийство - Трумэн Капоте"

Заполнив, но еще не подписав чек, он откинулся на спинку кресла и, казалось, погрузился в раздумья. Агент, коренастый, лысоватый и довольно развязный мужчина по имени Боб Джонсон, надеялся, что его клиента не одолеют «сомнения последней минуты». Герб привык совершать сделки обстоятельно и неторопливо; Джонсон целый год уговаривал его подписать этот договор. Но нет – его клиента просто посетило состояние, которое Джонсон называл «торжественностью момента»: феномен, знакомый всем страховым агентам. Настроение человека, страхующего свою жизнь, мало чем отличается от настроения человека, подписывающего завещание; неминуемо возникают мысли о неизбежности смерти.

– Да, да, – пробормотал мистер Клаттер, как будто говорил сам с собой. – Мне есть за что благодарить судьбу. В моей жизни было немало хорошего. – На ореховых панелях, украшающих стены его кабинета, поблескивали в застекленных рамках документы, отмечавшие важнейшие вехи в его карьере: диплом колледжа, карта фермы «Речная Долина», наградные грамоты с сельскохозяйственных выставок, красочное свидетельство за подписями Дуайта Д. Эйзенхауэра и Джона Фостера Даллеса, перечисляющее услуги, оказанные мистером Клаттером Федеральной фермерской кредитной комиссии. – Дети. С ними нам повезло. Не пристало мне об этом говорить, но я по-настоящему ими горжусь. Взять Кеньона. Видно, что он готовится стать инженером или ученым, но никто не скажет, что мой мальчик не прирожденный фермер. Бог даст, когда-нибудь он будет управлять «Речной Долиной». А тебе не доводилось встречаться с мужем Эвианы? Дон Джарчоу, ветеринар. Что за умница! И Вер тоже. Вер Инглиш – мальчик, с которым у моей Беверли хватило здравого смысла связать свою жизнь. Если со мной что-то случится, эти ребята не подкачают. Бонни… Ну, Бонни – особый случай. В одиночку она не потянет…

Джонсон, бывалый слушатель подобного рода излияний, понял, что пришло время вставить словечко.

– Ну что ты, Герб, – сказал он. – Ты еще молодой совсем. Сорок восемь. Судя по твоему виду и медицинскому заключению, еще пару недель ты с нами пробудешь.

Мистер Клаттер выпрямился и снова взялся за ручку.

– Сказать по правде, чувствую я себя довольно неплохо. И довольно оптимистично смотрю в будущее. У меня появилась идея, как всего за несколько лет можно не сходя с места сделать приличные деньги. – Упомянув о будущем улучшении своего финансового положения, он подписал чек и пододвинул его Джонсону.

Было десять минут седьмого, и агенту уже не терпелось уйти: жена ждала его к ужину.

– Приятно иметь с тобой дело, Герб.

– Взаимно, приятель.

Они обменялись рукопожатием. Потом, с чувством заслуженной победы, Джонсон взял чек Клаттера и заботливо уложил его в свой бумажник. Это был первый взнос за полис на сорок тысяч долларов; в случае, если смерть владельца произойдет не от естественных причин, эта сумма будет выплачена компанией в двойном размере.

Он идет со мной, и Он говорит,

Что я предназначен ему,

И радость, которую Он дарит,

Ведома мне одному…

Как всегда, собственное пение под гитару привело Перри в блаженное состояние духа. Он знал наизусть чуть ли не две сотни церковных гимнов и баллад – репертуар его простирался от «Старого креста» до Коула Портера – и, кроме гитары, умел играть на губной гармонике, аккордеоне, банджо и ксилофоне. В одной из любимых фантазий Перри на тему театра его сценическое имя было Пери О'Парсон, а на афишах он значился как «человек-оркестр».

– Как насчет коктейля? – спросил Дик.

Перри в принципе было все равно, что пить, поскольку пил он мало. Дик, однако, был разборчив и в барах обычно заказывал себе «Цветок апельсина». Из отделения для перчаток Перри извлек пинтовую бутыль, наполненную готовой к употреблению смесью апельсинового сока и водки. Они поочередно прикладывались к бутыли. Хотя сумерки уже сгустились, Дик ехал со скоростью шестьдесят миль в час и по-прежнему не включал фар; впрочем, дорога вела прямо, земля была плоской как озеро, и здесь редко попадались машины. Это было уже «там» – или почти рядом.

– Господи Иисусе! – произнес Перри, всматриваясь в ландшафт, ровный и бескрайний под холодной, тягучей зеленью неба – пустынный и одинокий, если не считать редких мерцающих огоньков фермерских домиков. Перри ненавидел все это, как ненавидел равнины Техаса и пустыню Невады: горизонтальные и малонаселенные пространства всегда вызывали у него депрессию в сочетании с агорафобией. Милее всего его сердцу были морские порты – толпы людей, лязг и грохот, толчея судов, пропахшие сточными водами города вроде Иокогамы, где он провел целое лето во время войны с Кореей в качестве рядового американской армии.

– Господи Иисусе – и мне еще велели держаться подальше от Канзаса! Чтобы я не смел ступить своими маленькими ножками на эту землю. Так, будто запрещали поганить само небо. Нет, ты только посмотри! Насладись великолепием.

Дик передал ему наполовину пустую бутылку.

– Остальное спрячь, – сказал он. – Может, потом пригодится.

– Помнишь, Дик? Наш разговор насчет лодки? Я тут подумал – лодку мы можем и в Мексике купить. Какую-нибудь дешевую, но крепкую. И можно было бы отправиться в Японию. Переплыть Тихий океан. Это уже делали – тысячам людей это удалось. Я тебе серьезно говорю, Дик, – тебе в Японии точно понравится. Чудные, благородные люди – у них манеры тонкие и изящные, как цветы. И участливые – общаются с тобой не ради твоих бабок. А женщины! Да ты никогда настоящей женщины и не видел…

– Ну как не видел, – возразил Дик, утверждавший, что до сих пор влюблен в свою русоволосую первую жену, хоть она и вышла замуж во второй раз.

– А какие там бани… Одна, я помню, называлась«Озеро снов». Ляжешь там, растянешься, и сногсшибательно красивые девушки моют и трут тебя всего с головы до пят.

– Ты рассказывал, – сухо отозвался Дик.

– Ну и что? Я уже и повторить не могу?

– Позже. Давай поговорим об этом позже. Черт, мне, брат, есть о чем подумать и без того.

Дик включил радио; Перри выключил. Не обращая внимания на возмущение Дика, он опять забренчал на гитаре и запел:

Я пришел в тот сад, когда на цветах

Еще не обсохла роса.

И слова, что звенели в моих ушах,

Сын Божий пел в небесах…

Над горизонтом показалась полная луна.

В следующий понедельник, давая показания перед тем, как пройти испытание на детекторе лжи, юный Бобби Рапп так описал свое последнее посещение дома Клаттеров:

– Было полнолуние, и я подумал, что, если Нэнси согласится, можно съездить на озеро Мак-Киней. Или в Гарден-Сити, посмотреть кино. Но когда я позвонил – наверное, в начале восьмого, – она сказала, что ей надо спросить разрешения у отца. Он не разрешил, потому что накануне ночью мы поздно вернулись. Зато предложил мне зайти к ним посмотреть телевизор. Я часто просиживал вечера у Клаттеров перед телевизором. Видите ли, Нэнси – единственная девочка, с которой я встречался. Я знал ее всю жизнь; мы с ней вместе ходили в школу с первого класса. Всегда, сколько я ее помню, она была красавицей – и личностью, даже когда была совсем маленькой. Я хочу сказать, что она умела пробуждать в людях хорошее. Первый раз я пригласил ее на свидание, когда мы учились в восьмом классе. Почти каждый мальчишка в нашем классе мечтал, что она именно с ним пойдет на танцы по случаю окончания учебного года, и я очень удивился – и возгордился, – когда она сказала, что пойдет со мной. Нам обоим было по двенадцать. Папа дал мне свою машину, и я привез Нэнси на танцы. Чем больше я с ней виделся, тем больше она мне нравилась; и вся их семья тоже – другой такой семьи больше не было, во всяком случае здесь я даже никого похожего не знаю. Мистер Клаттер, может, был довольно строг в отношении некоторых вещей – религии там и еще всякого, – но он никогда не пытался заставить людей считать, будто он один прав, а все остальные не правы.