Читать книгу - "Маджонг - Алексей Никитин"

— Маджонг — замечательная игра! — Меланхоличное замечание Старика Качалова было щедро пропитано ядом. — Мы принимаем решения, пользуясь неполной информацией и ошибочными предположениями, которые гордо называем интуицией. Например, в прошлой игре у меня с начала, с самой раздачи, была пара Красных драконов. Естественно, я их держал в ожидании третьего Красного дракона. Получил я его? Нет. Потому что Зеленый Фирштейн держал такую же пару и питал столь же несбыточные надежды. В результате маджонг собрала Сонечка. Хотя, прямо скажем, маджонг она собрала хилый и ущербный.

— Чем это мой маджонг такой ущербный?

— Последовательности. Я никогда не опускаюсь до последовательностей.

— Потому ты и сидишь с бесполезными драконами. А я предпочитаю собирать маджонги.

— За маджонги, собранные из последовательностей, хилых пангов и без учета символического значения камней, я бы штрафовал. Я запретил бы их резолюцией ООН.

— Не в защиту Сонечки, — вмешался в спор Зеленый Фирштейн, — она сама себя защитит от кого угодно; просто ради справедливости: если хочешь полной информации — играй в шахматы, там все открыто.

— И я не в защиту Сонечки, — подключился Толстый Барселона, — но в защиту маджонга. Мы живем точно так же, как играем; информации нет, а та, что есть, неполная и ошибочная. Так вот, опираясь именно на нее, мы принимаем все решения. Вообще все, без исключения.

— И что? У нас хорошо получается? Тебе нравится результат?

— Последние восемь тысяч лет своей истории человечество принимает неверные решения, сталкивается с их последствиями, пытается исправить старые ошибки, делает новые и в целом неплохо себя чувствует, — пожал плечами Толстый Барселона. — Что-то похожее еще Тейлор заметил.

— Какой Тейлор? — заинтересовался Зеленый Фирштейн.

— Ну, какой. Тот самый.

— А-а.

— Нет, подожди, какой все-таки Тейлор? — не отпускал Барселону Старик Качалов.

— Тебе не все равно какой? Какой-то сказал. В каждом виде деятельности есть свой Тейлор, и он обязательно что-то сказал. В экономике есть, в технике, а в политике — просто толпы Тейлоров бродят, и в естественных науках наверняка какие-нибудь были.

— Есть ряды Тейлора, — подтвердил Зеленый Фирштейн. — Кстати, их использовали задолго до Тейлора.

— Есть гламурные персонажи Тейлор Лотнер и Тейлор Свифт, — пополнила коллекцию Сонечка. — И Элизабет Тейлор, конечно.

— Хватит, прошу вас, — взмолился Толстый Барселона. — К черту Тейлоров.

— Сам начал, — хмыкнул Старик Качалов. — Я хотел уточнить, может быть, это был Эдуард Бернетт Тейлор, автор эволюционной теории развития культуры. Он доказывал, что парламент, моногамия, капитализм, моральные принципы и унитаз придуманы, чтобы сделать жизнь лучше и приятней. Это если коротко.

— Капитализм и моральные принципы у него через запятую? — переспросил Толстый Барселона. — А как же «звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас»? Впрочем, ладно, не объясняй. Если этот Тейлор ставит моральные принципы и капитализм в один ряд, то лучше мне о нем и дальше ничего не знать.

— Чем тебе капитализм не подходит? Что, коммунизм моральнее?

— Нет. Коммунизм лживее. Капитализм отвратителен, а коммунизм противоестественен. А впрочем, они оба противоестественны, — подумав, добавил Толстый Барселона. — Только каждый по-своему.

— Я всегда знал, что анархист в тебе никуда не делся, — довольно улыбнулся Старик Качалов.

— Анархисты бывшими не бывают, — строго заметил Зеленый Фирштейн, который сам анархистом никогда не был.

— Еще как бывают, — вздохнул Толстый Барселона. — Чей ход?

— Они бывают бывшими в употреблении, — засмеялась Сонечка. — Ход твой, конечно, радость наша.