Читать книгу - ""Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты - Ханс Хенни Янн"

Все мои разумные представления улетучились, тысячи рук тянули меня к этой двери. Иногда мне казалось, что в своем духе я уже читаю имя матери: «Солом...», потом оно опять куда-то проваливалось, и теперь во мне звучало: «Черный цвет... черный». Я был склонен понимать это так, что она лежит в саркофаге черного мрамора; но строгий внутренний голос отверг это толкование.

Я тогда крикнул:

- Деревянный гроб был черным... Или надгробное покрывало...

Но внутренний голос и этого толкования не принял. Я крикнул:

- Такого цвета была ее кожа.

- Черная, черная, - прозвучало снова.

- Боже, Боже, - ахнул я, - она стала черной, когда истлела.

Однако я свою мать никогда не видел, даже не знаю ее имени. Кто же тогда я?!

Внезапно я почувствовал каждым волоконцем, всей массой мозга: я не могу быть человеком, наверняка я Антихрист, и там внутри это должно быть написано, прямо за этой дверью: «Ты не человек, ибо не способен любить!» Богом я тоже быть не могу, Бог - любит.

Дверь продолжала дергать на себя волокна моего сердца. Теперь я уже не мог уклониться. Вот-вот наступит момент, когда я ей покорюсь...

Одновременно я чувствовал притяжение, исходящее от земли. Ему я поддался раньше: позволил себе упасть и лежал теперь на холодных камнях. Я думал, земля разверзнется и поглотит меня. С несказанной жестокостью мучила меня мысль, что подо мной стоят саркофаги, в которые я и провалюсь... Провалюсь в разлагающийся труп...

Затем я уверил себя, что родился от трупа. Мать разложилась прежде чем родила. Я, кажется, припомнил зловоние, исходившее от нее. Она не смогла завершить это дело вовремя и таким жутким способом наверстала упущенное. Когда я хотел молока, я впивался в обнаженные ребра.

Или я чувствовал холодную руку Косаря, схватившую мою мать, когда я порвал ее чрево?!

Тут дверь опять меня дернула, и мне пришлось ползти к ней на четвереньках.

Сердце судорожно сжалось, когда я дотянулся до ручки. - Дверь была заперта.---

С дьявольским бешенством, ухмылявшимся из меня, принялся я трясти дверь. Эхо моего бешенства отскакивало от сводов. Потом замок поддался. Дверь распахнулась в квадратное помещение, свод которого в середине поддерживался колонной с восемью гранями.

Пол был вымощен старинными глазурованными кирпичиками, образующими волнистый узор. Вдоль стен - занавешенные книжные полки. Я, очевидно, попал в библиотеку.

Я несказанно устал. И рухнул в единственное кресло, стоявшее в комнате. Все мои чувства выгорели.

Не успел я перевести дух, как взгляд мой упал на картину, прикрепленную к противоположной, свободной от полок стене. Картина изображала распятие. Иисус висел на кресте, а одному разбойнику... - я не поверил своим глазам, я вскочил, чтобы подойти к картине поближе. И тут исполнилась мистерия муки: одному из разбойников солдат клещами выдирал кишки, в то время как другой солдат его оскоплял. - И этот несчастный жил! - Над его головой было написано черными буквами: «Иуда».

- Боже, Боже, - крикнул я, - неужели ты сумасшедший?!

- Нет, - ответил Он. - Я Иуда, и я не могу умереть.

Тут я закрыл лицо руками и горько заплакал. Я знал теперь, что Бог вечно висит на кресте, и никакие наши страдания ему не помогут, потому что никто так и не узнал Его и не снял с креста.

На меня Он, кажется, смотрел благосклонно, потому что я-то Его узнал - но ведь я скоро опять все забуду.

Все же я успокоился.

Выпрямившись, я поцеловал нарисованные кишки и всю эту кровь.

Потом взял, не глядя, с полки одну из старинных книг - пергаментных, переплетенных в кожу, - и сел, чтобы почитать.

Буквы в книге были рисованными; но все слова написаны по-латыни, так что я мог лишь любоваться инициалами.

За таким чтением я заснул и никаких снов не видел.

Но, кажется, рядом со мной, пока я спал, постоянно горела свеча.

Когда я проснулся, было темно, через окно падала лишь узкая полоска лунного света.

Я очень испугался, вспомнив, что в полночь мой корабль отплывает. Я вскочил на ноги, выбежал из сакристии, но в самой церкви заблудился - никак не мог найти выход. А когда спустя долгое время на ощупь добрался до двери, она оказалась заперта. Я был заперт.

Дыхание вырывалось из груди, как горячий пар. Я снова тряс дверь. Но тщетно: она не поддалась. Я надеялся, люди услышат шум, я кричал, выл... Все напрасно.

Окна здесь зарешечены...

Мне вспомнился открытый люк в противоположной части церкви. В то же мгновенье в меня ужом заполз жуткий страх; но я сумел его побороть.

Я хотел отыскать спуск к саркофагам.

Я сообразил, что в библиотеке видел подсвечник с одной свечой. Я нашел его и зажег свечу, еще раз подошел к картине с распятым Иудой и потом отправился к тем средокрестиям под башнями. Посветил через решетку и разглядел, что, действительно, вниз ведет лестница.

Я решил, что перелезу через решетку, но когда уже добрался до верха, у меня застучали зубы. Саркофаги стояли прямо за ней.

А вдруг выход оттуда существует только в моем воображении?!

Я хотел выбраться, мне нужно было успеть на корабль.

Я все же спустился по лестнице, прошел по длинному коридору (слева и справа мелькали какие-то ниши)... И вновь очутился перед закрытой дверью.

Я почувствовал, как кровь стынет у меня в жилах. Схватился за железное кольцо. На мое счастье дверь оказалась незапертой.

Но навстречу мне дохнуло ледяным холодом. Я поднял светильник повыше, ступил в низкое восьмиугольное помещение, тесно заставленное саркофагами.

И внезапно почувствовал, что не могу больше сделать ни шагу: тысячекратная боль впилась в нутро, будто все кишки порвались. Я вскрикнул, попытался шагнуть - никак, никак! Боль резко усилилась.

Я постепенно осознал, что ничего другого не остается, кроме как испражняться прямо здесь. Я уже видел дверцу в противоположной стене, открытую, но до нее я бы не добрался.

Я думал, что сойду с ума или умру.

Все же я это сделал: прислонился к какому-то саркофагу и справил большую нужду... Оно завоняло.

Я же заплакал навзрыд, как не плакал ни разу в жизни.

Когда все уже было позади, и боль унялась, и одежда приведена в порядок, я поставил подсвечник на пол и сказал себе:

- Теперь я сам вкусил страх перед смертью. Теперь могу посмотреть и на мертвых.

Я подошел к одному деревянному гробу, чтобы открыть его. Крышка не была прибита. Я медленно ее поднял. В гробу лежала, укутанная в лиловую ткань, дивной красоты женщина с закрытыми глазами, тлением не тронутая. Но от нее одной, казалось, исходил весь холод этого помещения.