Читать книгу - "Летучий Голландец - Андрей Матвеев"

Но ближе к семи его все же сморило, и он оказался спеленут странной, иллюзорной, навязчивой мглой, изредка наполняющейся то ли грозовыми раскатами, то ли выкриками: глуховатый и очень далекий голос называл его не по имени, а нелепым детским прозвищем — Банан.

Проснулся Максим в десять — во сне отчаянно заболела голова.

Открыл балконную дверь — воздух был все так же душен и влажен, без малейшего намека на свежесть.

Максим, выпив таблетку баралгина, принялся варить кофе.

И думать о том, как быть с конвертом на дне дорожной сумки.

Необходимо увидеться с сестрой и спросить у нее.

Про белый халат — вроде бы когда-то у нее действительно был такой.

Вера все еще лежала в эмиратской больнице; интересно, кто оплатит счет за лечение?

Он бы не смог, даже если бы захотел, — деньги грузного разойдутся на долги, а еще надо заплатить за квартиру. Хозяйка квартиры звонила перед отъездом. За несколько минут до того, как Максим поехал к хозяйке добермана.

А та сказала, что у него красивые плечи.

И попросила позвонить, когда он вернется.

Он вернулся, баралгин и кофе подействовали, мгла пропала, боль мало-помалу унялась.

«Хотя это, наверное, противно!» — подумал Банан, вспоминая откровенно немолодое лицо хозяйки добермана и ее большую, туго обтянутую черной блузкой грудь.

Но в любом случае ему уже сегодня надо отдать долги и расплатиться за жилье, останется совсем мизер.

Он налил себе еще кофе и посмотрел на телефон.

Потом взял сигарету и машинально начал мять, пока та не сломалась.

Взял вторую, закурил и поднял трубку.

Хозяйка добермана уже была на работе.

— Это я, — сказал Максим. — Я вернулся!

— Кто — я? — недовольно переспросила хозяйка.

— Банан! — ответил он и услышал, как она задышала.

«Сейчас она скажет — зайка…» — весело подумал Максим.

— Как я рада, зайка! — сказала она, и он чуть не поперхнулся дымом.

— Ты не заедешь? — спросила она.

Максим спросил, когда, и услышал, что лучше ближе к вечеру, где-нибудь в половине седьмого, в семь она уже закроется и освободится.

Он положил трубку.

Белый халатик не давал ему покоя.

Если что-то происходит, надо понять — зачем.

Он позвонил квартирной хозяйке и спросил, как лучше передать деньги.

Затем созвонился с теми, кому был должен, и договорился о встрече.

Как раз в шесть, за полчаса до свидания.

В зоомагазине, который принадлежал хозяйке добермана.

Он опять забыл, как ее зовут.

То ли Елена Игоревна, то ли Ирина Юрьевна.

Надо посмотреть в записной книжке на букву «с» — «собаки».

На букву «с» значилось одно женское имя — Ирина. Почему-то без отчества.

Банан недобро ухмыльнулся и подумал, какое он временами все же дерьмо.

Затем допил уже остывший кофе и пошел в душ: день предстоял нелегкий, а потом, он надеялся, что уже этой ночью вылетит к сестре.

На всякий случай позвонил в кассу, выяснил номер рейса и есть ли билеты.

Рейс вылетал в полночь, билеты были.

Оставалась малость, но с этой малостью предстояло повозиться.

В четыре часа Максим надел черную майку и светлые, блекло-голубые джинсы, нацепил на нос темные очки и вышел из дому.

Парило, июньское небо странно выгнулось, косяками ползли белесоватые, зачем-то уже начинающие темнеть облака.

В пять он передал деньги, подождав хозяйку квартиры у крутящихся дверей высокого офисного здания.

В шесть передал еще деньги, уже в ином количестве, тем двоим, что дожидались его у весело струящегося фонтана. Они мягко заулыбались, пересчитывая мятые зеленые купюры — грузный предпочитал расплачиваться потертыми банкнотами.

Белесоватые облака превратились в темную гряду, низко нависшую над городом.

Вход в зоомагазин был не с улицы, а из уютного тенистого парка, и Банану пришлось пересечь две аллеи, прежде чем он вбежал в приоткрытую дверь, ускользнув от начинающегося дождя.

Узкая лестница на второй этаж, по ней спускается мамаша с ребенком.

Банан притормаживает, дитё весело щебечет, принимая к себе какую-то мелкую тварь.

— Дождь! — изумленно восклицает мамаша, хлопает зонтик, и они исчезают.

Больше покупателей нет, только хозяйка добермана и девушка-кассир, высокая, плоскогрудая, с прилизанными, блеклыми волосами.

— Ты можешь идти, — говорит ей хозяйка, — я сама закрою! — И, обращаясь к Максиму: — К обезьяне близко не подходи, эта сволочь кусается…

Обезьяна сидела в клетке и мрачно озиралась вокруг. Белая шерстка на груди топорщилась, презрительно вздернутая губа приоткрывала совсем не обезьяньи клыки.

А еще тут пахло то ли мышиным пометом, то ли собачьим и кошачьим кормом.

— Я сейчас, — сказала хозяйка — Дверь только закрою…

Максиму стало неуютно, за окнами хлестал дождь, но внутри было душно и тягостно.

Он прошел в офисную выгородку, негромко играло радио, тихо щебетала в клетке какая-то дурацкая лиловатая птичка.

— Вы на волне радио «Ретро», — произнес задумчивый женский голос. — Что там у нас дальше? Все понятно, на улице дождь, и мы слушаем старичков Beatles…

Банан подошел к окну, взялся за ручку. Повернул и потянул раму на себя. В лицо дунуло свежим мокрым воздухом, и он почувствовал на лице капли дождя.

Turn off your mind, relax and float down stream,

It is not dying, it is not dying…

— Устроился? — спросила хозяйка откуда-то сзади. У нее был странноватый скрежещущий голос, словно она внезапно охрипла. Отключи свой разум, расслабься и плыви по течению, Это не смерть, это не смерть… Банан подумал, что все равно дико слушать голос человека, которого давно нет на свете.

Раздался телефонный звонок.

Аппарат стоял рядом с подоконником, и Максиму пришлось отойти от окна.

Хозяйка взяла трубку.

Lay down all thoughts, surrender to the void,

It is shining, it is shining…

— продолжало звучать из маленького круглого динамика.

— Да, — сказала хозяйка. — Что я делаю? Счета подписываю, солнце…

Она повернула голову и лукаво взглянула на Банана.

«Муж…» — догадался он.

— Дети как? — спросила хозяйка. Отбрось все мысли, сдайся пустоте, Это сияние, это сияние… Дождь в распахнутом окне начал стихать, хотя по-прежнему нещадно поливал дальние крыши и густые кроны парковых деревьев.