Читать книгу - "Тамерлан должен умереть - Луиза Уэлш"

– И погибнете.

– Чему быть – того не миновать.

Как только я повернулся к нему спиной, в дальнем конце комнаты открылась вторая дверь. Я оглянулся на звук и сразу же узнал вошедшего.

Он был облачен в тот же суровый наряд, в котором допрашивал меня прошлым утром, и выглядел ничуть не менее властно, чем в окружении Тайного совета. В мягкой шляпе из темного бархата он был похож на чернокнижника, хотя едва ли желал этого. Старик кивнул своему помощнику, тот поклонился в ответ. Затем обратился ко мне. Его голос был спокоен, но строг:

– Так вы не отказались бы работать на Дьявола, мастер Марло?

На секунду я заподозрил, что это и есть сам Дьявол, явившийся искушать меня. Я покачал головой, одновременно защищаясь и досадуя на собственную глупость:

– Это просто необдуманное выражение.

– Разумеется, но ведь вы продаете себя.

– Я поэт.

– И шпион. – Я помолчал, ожидая, что он скажет еще. – Вы здесь уже достаточно играли словами. Садитесь.

Он указал мне на кресло, с которого я только что встал. Я подчинился, стараясь как можно меньше походить на ученого пса. Он вздохнул, опуская в кресло свои старые кости; я оказался зажат между ним и его помощником. Когда он повернулся ко мне, ревматическая боль исказила его черты, и я невольно задумался, стоит ли тратить столько сил на то, чтобы дожить до старости. Он провел рукой по лицу.

– Много ли друзей у поэта?

– Найдутся.

– А сколько друзей могут себе позволить шпионы?

– Вы спрашиваете не у того человека.

– Отнюдь, по-моему, никто лучше вас не может этого знать. – Он улыбнулся. – Шпион не может позволить себе друзей. Ни одного. Даже его жена может быть подкуплена врагом.

– Я не женат.

– Нет, – он снова улыбнулся, – не женаты. Стало быть, даже ваш ближайший друг и покровитель. – Я постарался не выдать страха, но, судя по всему, мне это не удалось. Старик округлил глаза. – Да, братская любовь людям вашей профессии заказана. Даже братьям.

– Чего вы хотите?

– Облегчить вам жизнь.

– А взамен?

– Приведите нам Рэли.

* * *

Если Рэли входит в комнату, она меняется. Иногда – словно открыли окно, иногда – словно захлопнули дверь. Солдат, мореплаватель, шпион, Рэли прожил множество жизней с тех пор, как оставил ферму своего отца. Алхимик, придворный, бард – не так давно он променял фавор у Королевы на любовь давно уже не девицы, но все еще носил на себе отпечаток Ее волшебства. Авантюрист, летописец, плут. Он высок и худощав, вьющиеся волосы цвета червонного золота выдают в нем кровь болотных жителей, которых он давил в Ирландии, но для ирландца он слишком мускулист. Его тело – канва для дорогих тканей, и можете быть уверены, что плащ, которым этот подхалим застелил для Королевы лужу, был не из дешевых.

Он лишь отчасти состоит из плоти и крови, остальное – стиль. Его заостренная бородка вьется естественной волной – ради такой иные мужи каждое утро по часу проводят с брадобреем и горячими щипцами, но так и не добиваются желаемого. Под левым ухом беззаботно болтается крупная жемчужина, выдающая в поэте флибустьера. Он возвышен и низок. Он может убивать и насиловать, ползать на коленях и воспевать в стихах. Он отбирал приходы у епископов и мостил золотом путь в новые миры. Рэли – самый расчетливый из людей и самый безрассудный.

Он отличный пират, но плохой шпион. Он силен в выдумке, но не умеет обманывать. Он может взвешивать дым. Бросать вызов Богу. Он водит дружбу с волхвами и магами, графами и королевскими советниками, и с его слов – это одни и те же люди. Он участвовал в кровопролитиях и бойнях. Заселил Виржинию и потерял Новый Свет. Он – тот побежденный, который будет писать историю и так выиграет последнее сражение. Добрый друг и завидный враг.

* * *

Я откинулся в кресле и покачал головой:

– У меня и без Рэли достаточно врагов.

– Рэли генерал, а не пехотинец. Что, если он уже сейчас собирает остатки своих войск против вас?

– Ему нет в этом нужды.

– До него могут дойти слухи, что вы собираетесь предать его.

Я вспомнил совет старого тюремщика. Он намекал на могущественных людей, которые могут заплатить своей жизнью за мою. Мысли мои не раз колыхались на волнах этого прилива. Но если уже носятся слухи о том, какому поруганию могу я подвергнуть Рэли, моя жизнь не стоит и ломаного гроша. Я выпятил грудь и сказал:

– Мое положение не настолько безнадежно, чтобы предавать человека, которого я едва знаю. Все обвинения против меня строятся на беспочвенных слухах, которые сами сойдут на нет.

Старик кивнул помощнику, и тот, словно ждал этого, поднялся и принес тот самый документ, который подписывал, когда я вошел, затем выложил его передо мной, словно козырную карту.

По белой бумаге, извиваясь, ползли все мои вчерашние кощунства. У писаря был прекрасный почерк, но его вензеля и буквицы не шли ни в какое сравнение с моими замысловатыми оборотами. В речах своих я ощущал лихорадку того вечера. Жаль, что текст не украшали монахи былых времен – наверняка они бы расставили знаки препинания позолоченными кружками эля. Одна отмечает первое разногласие, вторая расцвечивает тему, третья, четвертая, пятая подчеркивают богохульства, и каждое ведет меня прямиком на виселицу. Мои собственные слова впивались в мою плоть, ложились камнем на грудь, разрывали мне горло. Тень виселицы накрыла меня, и впервые за все это странное приключение я запаниковал.

– Что за поклеп? – взревел я.

И потянулся к бумаге, но помощник старика был быстрее. Из-под самых пальцев у меня он выхватил листок, и моя ладонь ударилась об стол. В это же мгновение старик с удивительной в его возрасте ловкостью вонзил нож мне в руку – колеблясь не больше, чем если бы перед ним был кусок дерева или ломтик фрукта. Прицелился он аккуратно: лезвие вошло точно меж костей и, казалось, пронзило мне руку насквозь. Я зарычал, а нож исчез так же внезапно, как и появился. Слуга, что привел меня сюда, был тут как тут. Но он мгновенно успокоился, едва понял, что кровь на столе – моя, а не его хозяина.

– С Марло случилась неприятность. Не одолжите ли его повязкой?

Я прижал руку к груди. Кровь текла на мой камзол, но боль была слишком сильной, чтобы думать об этом. Слуга вернулся с горячей водой и тканью и перевязал меня с искусством, приобретенным на поле брани. Старик улыбнулся:

– Наверное, стоило сказать, что это не единственная копия документа. Все они подписаны, заверены при свидетелях и присоединены к прочим обвинениям против вас…

Он умолк, словно бы из такта не упоминая последствий, ожидающих меня, если бумаге будет дан ход. Голос старика ничем не выдавал только что произошедшей коллизии, но я заметил, что щеки его порозовели.