Читать книгу - "Оливковое дерево - Люсинда Райли"

* * *

– Прости, мам, но нет. НЕТ! НЕТ! НЕТ! Ладно?

– Ради всего святого, дорогуша, это большая спальня! Там вполне хватит места для двоих. Вы все равно не будете проводить там время, только спать.

Алекс сидел, скрестив руки, и Хелена чувствовала, как у него из ушей валит метафорический дым.

– Мама, не в этом дело. И ты это знаешь. Ты знаешь.

– Ну, я просто не вижу другого выхода, Алекс.

– Я лучше уж буду спать с Имми и Фредом или на террасе, и пусть меня до смерти закусают комары. От Рупса жутко воняет.

– Да-да, мамочка. Он все время пукает, – поддержала Имми, отнюдь не помогая делу.

– К твоему сведению, Имми, ты тоже, но не в этом суть, – продолжал Алекс. – Независимо от того, что он воняет, а он воняет, я его ненавижу. Он гей.

– Что за глупости, Алекс! Ну и что с того? – вышла из себя Хелена.

– Гей не в смысле гей, мам, а «гей». Другими словами, полный муди…

– Хватит, Алекс! С меня хватит! Тебе это может не нравиться, но другого выхода нет. Хлое нужна отдельная комната. Она девочка-подросток и не знает никого из нас, кроме папы и…

– Так пусть с ним и спит!

– Ох, Алекс, ради всего святого! Не паясничай. – Хелена встала и начала собирать грязные тарелки. – Я стараюсь делать все возможное для всех и надеялась, что могу рассчитывать на твою поддержку. Спасибо большое.

Отнеся тарелки на кухню, она с грохотом опустила их в раковину, потом стукнула кулаком по сливу, чтобы снять напряжение.

– Вот, мамочка. – У нее за спиной появилась Имми, размахивая чайной ложечкой. – Я помогаю тебе убраться.

– Спасибо, дорогуша, – устало сказала Хелена. – Можешь попросить Алекса принести остальное?

– Нет, потому что он ушел.

– Куда ушел?

– Не знаю. Он не сказал.

Час спустя Хелена уложила Имми спать, потом разрешила себе долго понежиться в древней, но чудесно глубокой ванне Ангуса. Вытершись новым пушистым полотенцем из купленных в Пафосе, она надела халат и снова спустилась вниз посидеть на террасе. Она как раз собиралась достать из кармана пачку и украдкой выкурить сигарету, когда из темноты появился Алекс.

– Привет. Я пришел извиниться, – сказал он, тяжело опустившись на стул. – Честное слово, это не из вредности, но я готов на все, только бы не жить с Рупсом. Я просто… – Алекс провел рукой по волосам, – не могу.

– Ладно, – Хелена сдалась. – Дай мне подумать. Я уверена, мы что-нибудь придумаем.

– Спасибо, мам. Ну что ж, наверное, пойду попользуюсь личным пространством, пока могу. Лягу пораньше.

– Бассейн должны заполнить завтра к вечеру. Здорово, правда?

– Наверное, – вяло кивнул Алекс. – Так мистер Я-могу-решить-для-тебя-любую-проблему-моя-дорогая-Хелена-только-скажи завтра снова вернется?

– Алекс, прекрати! – Хелена невольно покраснела. – Я не его «дорогая», и кроме того, я правда не знаю, что бы без него делала.

– Ты его «дорогая», мама. Он сохнет по тебе, и ты это знаешь, – сухо сказал Алекс. – Мне тошно смотреть, как он глядит на тебя. Ему лучше быть осторожнее, когда приедет папа. Не думаю, что ему сильно понравится, если мистер Я-все-устрою будет постоянно болтаться неподалеку.

– Алекс, хватит! Алексис просто старый друг.

– И все?

– Да, все.

– И ты не видела его с тех пор, как была здесь последний раз?

– Нет.

– А он сказал мне, что видел тебя с тех пор, значит, кто-то из вас лжет.

– Так, хватит! Я отказываюсь сидеть здесь и терпеть допрос с пристрастием от моего тринадцатилетнего сына. То, что было в прошлом, остается в прошлом. Сейчас настоящее, и я счастливо замужем за твоим отчимом. Алексис по доброте помогает Пандоре – дому, который он тоже очень любит, – вернуться к жизни. И точка. Ладно?

Алекс пожал плечами.

– Ладно. Но не говори, что я тебя не предупреждал. Мне он не нравится.

– В этом никто не сомневается. Предупреждаю тебя, Алекс, я больше не потерплю от тебя грубости в его адрес. Это понятно?

– Да, мам. Спокойной ночи, – пробормотал Алекс. Он повернулся в сторону дома, потом остановился и посмотрел на нее, словно что-то сообразив. – Мам?

– Да?

– А как насчет этого общего имени?

– Прости?

– Я имею в виду… это же просто совпадение, что у нас одно имя, да? У меня и… Алексиса?

– Ну разумеется, дорогуша. Мне нравилось это имя тогда, когда я знала его, оно мне нравилось, когда родился ты, и по-прежнему нравится сейчас.

– И больше ничего? – уточнил Алекс.

– А что тут еще может быть? В мире тысячи людей по имени Алекс.

– Угу, конечно, просто… ничего. Спокойной ночи, мама.

– И тебе тоже, дорогуша.

Когда Алекс наконец исчез наверху, Хелена пошла на кухню, сделала себе чашку чая, потом вернулась на террасу и долго созерцала ясное звездное небо, пытаясь успокоить разбушевавшиеся эмоции.

Она знала, что с каждым днем приближается тот самый миг, которого она боялась со дня рождения старшего сына.

Настоящее чудо, что Алекс никогда не задавал прямого вопроса с тех пор, как понял, что биологически в создании ребенка участвует не только мать, но и отец. Уильям исполнял эту роль с тех пор, как они поженились, когда Алексу было три. Они оба поощряли Алекса называть его «папой», и ее сын, казалось, принял статус-кво, не подвергая его сомнению.

Вероятно, думала Хелена, отчасти Алекс и не хотел знать, страшась ответа. И не зря. Разумеется, размышляла она, прихлебывая чай, можно было бы солгать – сказать, что его отец умер. Придумать имя, прошлое… как она влюбилась в чудесного человека и они зачали Алекса, потому что так хотели его…

Хелена обхватила голову руками и глубоко вздохнула. Эгоистка в ней хотела бы, чтобы этот человек действительно был мертв, но на самом деле он был очень даже жив… и был рядом.

Она знала, что ее сын, возможно, достаточно развит интеллектуально, чтобы понять разумное объяснение, но эмоционально совершенно не готов узнать правду. Особенно в этом непростом возрасте, на тернистом пути от мальчика к мужчине.

Алекс всегда был трудным ребенком. Хелена почти с самого начала знала, что это необычный мальчик: такой умный, такой взрослый в том, как он обрабатывал информацию. Он мог рассуждать и манипулировать, как искушенный политик, а потом, круто развернувшись, вернуться к своему хронологическому возрасту и снова стать ребенком. Он помнила, как его внезапно осенила идея смерти и четырехлетний малыш заснул в слезах, пытаясь примириться с мыслью, что не будет «здесь» вечно.