Читать книгу - "Темные вершины - Алексей Винокуров"

Заклинание было беспроигрышным. Год за годом народ призывали подняться с колен – и люди принимали это с восторгом. Да, да, великий базилевс, подняться с колен, а как же иначе, давно пора, да славится наш потентат, гип-гип, ура! Потом крики понемногу стихали, апатия овладевала массами, и все еле таскали ноги вплоть до нового призыва…

– Поднялись с колен – и легли на бок, – рискованно шутил Хабанера, вызывая недовольство потентата, который, как ни крути, и сам был из народа, а потому не мог не верить словам верховной власти – то есть своим собственным.

Но прежде чем настал великий день и наследника выпустили перед народом, перед этим, говорю я, много дней и недель ему, словно кинозвезде, устраивали кинопробы, записывали речи и выступления. И втуне это не прошло – с каждым днем он становился все ужаснее, все ближе к сияющему образу всемогущего владыки: место кесаря, вопреки пословице, очень красило человека – красило, меняло, выворачивало наизнанку.

Было тут, впрочем, и еще одно могучее обстоятельство, о котором он никому не говорил, но в которое свято уверовал.

Источник могущества, питавший базилевса, находился не в воздушных эмпиреях каких-нибудь, а прямо здесь, под боком, – шел напрямую от варана. Зверь в вольере испускал страшную силу, потентат ощущал ее то как жаркий ветер, то как темный, мерцающий свет, а то как просто коридор, который вел от него к варану и дальше, в необозримую пустоту.

Может, не соврал Мышастый и варан подлинно был драконом, через которого сферы транслировали силу и волю прямо к нему, базилевсу? Этот вопрос следовало изучить или, напротив, не совать длинный нос куда не надо – а вдруг источник силы прекратит существование или, чем пес не шутит, прекратят самого наследника?

Мышастый, к чьему мнению он прислушивался, тоже рекомендовал ему не слишком-то заноситься.

– Скромность, базилевс, скромность и смирение – вот свойства подлинного властителя, – говорил многоопытный триумвир. – Иному в зад подуло из вентилятора, а он уж думает, что это ветры истории…

Такие слова слегка обижали потентата, так, совсем чуть-чуть. Он и правда считал, что история подхватила его, несет на широких крылах, поднимая все выше и выше для дел удивительных и ужасных, а вентилятор тут и вовсе ни при чем, вентилятор и выключить можно. Он уже не был тем гниловатым юношей, которого презирали и чуть побаивались знакомые и родственники, он был призван и избран.

Благодаря темной ли силе или ухищрениям помощников, но базилевс теперь был вылитый предтеча, в телевизоре уже и сам себя не разбирал: где он, а где покойник. Правда, предтеча был постарше, и это беспокоило – элите все равно, но не заметят ли разницы смертные телезрители?

Мышастый уверял, что не заметят, а заметят, так спишут все на пластику, на ботокс.

– Настоящий мужчина, – разъяснял триумвир, – ботокс колет не реже чем раз в год, а истинный мачо – раз в полгода. Кто чаще – тот уже не мачо, а метросексуал, таких мы не приветствуем, они подозрительны…

Время шло, и наследник все больше входил во вкус: ему нравилось думать про себя, что он в самом деле базилевс – драгоценнорожденный и законно избранный. Тем более что все вокруг подтверждало это – и почтение челяди, и роскошные апартаменты, и встречи с иностранными лидерами, и, конечно, варан в аквариуме.

Базилевс теперь часто подходил к загородке, с нежностью смотрел на чудовищного зверя. Ящер всякий раз поворачивал к нему голову, глядел одним глазом, иногда даже вставал на ноги и тяжело подползал к стеклу, чтобы приложить к нему тупую, как снаряд, брылястую морду. Владыка привык к варану: казалось, между ними затеялась связь не только мистическая, но и человеческая – варан полюбил потентата, хотел сказать ему что-то, но не решался: в конце концов, он ведь тоже был подданным, хоть и с хвостом.

Ну нет, так и нет, думал потентат, может, не время еще. И, успокоенный, отходил прочь, шел любоваться садом камней.

Сад этот он обнаружил случайно: гулял по коридорам от скуки и на каждом углу заворачивал все время влево – интересно было, придет ли туда, откуда вышел. Но туда не пришел, а вышел прямо к застекленной стене, за которой открылся ему удивительный и странный вид.

В тесном закрытом дворике, квадратном, как китайский сыхэюань, на сером песке, в космической пыли лежали гигантские прозрачные кристаллы. Здесь было зябко и безветренный воздух стоял неподвижный, пустой, прохладный, словно только что открыли холодильник. Временами сверху на кристаллы падал прямой луч солнца, и они вспыхивали тысячью радужных огней, ослепляли глаз, и потом надо было долго моргать, чтобы восстановить развалившийся мир.

При близком рассмотрении кристаллы оказались не чем иным, как обработанными алмазами. Правда, алмазы это были не природные, а выращенные искусственно, при помощи высокого давления. Впрочем, как известно, искусственные еще даже лучше настоящих, они кристально чисты, в них нет трещин, замутнений или вкраплений.

– Есть у меня тут один в администрации, это он завел, – объяснил Мышастый изумленному базилевсу. – Он, понимаете, из поколения дворников и сторожей, работал в котельной углетопом, теперь вот тоскует по старой жизни. Но по статусу не может углем любоваться, западло ему, вот и любуется алмазами…

И верно, по сути алмазы были тем же углем, только не пахли удушливо сырыми недрами и доисторическим пластами. Во всем остальном это был тот же уголь, тот же углерод.

Созерцая драгоценные грани, базилевс думал о том, как странно поворачивается рогатая морда судьбы. Обычно кусок угля не стоит ничего, а кусок алмаза – миллионы. Все хотят алмазов, а не угля, а тут все наоборот: углетоп жаждал угля, а вынужден был довольствоваться алмазами. Была тут какая-то важная для жизни идея, которую потентат чувствовал, но не мог сформулировать…

Несмотря на философию, алмазы из сада базилевс велел все-таки убрать – посчитал всю историю фальшивой и неаутентичной. Родоначальники каменных садов, китайцы и японцы, любовались настоящими булыжниками, а не алмазами или, еще того не лучше, изумрудами. Базилевс лично отобрал четыре гранитных, источающих радиацию камня, поставил их по четырем сторонам света и теперь приходил иногда любоваться на них и о чем-то думать – о чем именно, не знал даже триумвират.

Впрочем, тут мы дали маху, триумвират знал все, но держал рот на замке. А вот свита – свита не знала. Хотя знать входило в ее прямые обязанности.

Тяжело об этом говорить, но умалчивать тоже нельзя – свиту потентату набрали очень странную. Непонятно было вообще, зачем она нужна такая. Кто знает, пусть ответит, зачем влачилось при базилевсе ближнее окружение: все эти министры, помощники, советники и иная шелупонь, если последнее слово все равно было за триумвирами?

Сколько потентат ни думал о свите, ничего, кроме шпионства, не приходило ему в голову. Во всех остальных вопросах, включая и государственные, шелупонь проявляла полную и окончательную ничтожность.

Хотя, справедливости ради, имелась все-таки у свиты одна важная функция – доставка потентату барышень, или, изящнее сказать, свинюх, стервей и блядюшек.