Читать книгу - "Магички - Марта Кетро"

— Глаза, — в свою очередь сказала Агафья, глаза и чуйка — вот мои аргументы.

— Аминь, — подытожила молчавшая до сих пор Катя, — давайте, что ли, выпьем, девочки, за родину.

— Не чокаясь.

— Ах ты, господи, сколько пафоса…

— Саш, а ты из нас, похоже, самая деловая — чем ты-то раньше занималась? И на кого лавочку оставила?

— Работала в небольшом рекламном агентстве. Чем сейчас этот рынок накрылся, ты знаешь. Мы не выдержали.

— Да… А вот что странно: у каждой из нас перед приездом сюда что-нибудь рухнуло, заметили? Мы будто на обломках приплыли, каждая от своего корабля.

— А у тебя-то что развалилось?

— У меня? — Ольга смутилась. — Так, личное. С мужчиной не срослось. Если рассматривать наши истории по отдельности, ничего особенного, но вместе система прослеживается, нарочно они лузеров подбирают, что ли, которым больше и пойти некуда.

— Уважаю твою склонность к обобщениям. — Агафья пожала плечами. — Писателю полезно богатое воображение, но учитывай, пожалуйста, такой пустячок, как остальной мир. У них там в некотором роде кризис был, извини за банальность.

— Ага, и мужики вокруг вас мудаками оказались из-за этого? — съехидничала Сашка.

— А ты думала? Во многом. Когда берут на излом, выдерживают немногие.

— И Юрик твой? Ты его уже оправдать готова?

— Это вряд ли. Но понять могу: проблемы только теоретически сплачивают, а на практике со страху многие начинают сбрасывать балласт, лишь бы спастись самому. Я для него оказалось обузой, как выяснилось.

— Нет, Алёша не такой! Он случайно влюбился, — Ольга внезапно заволновалась.

— Конечно, детка, не такой. И это подтверждает, что никакого специального поиска сироток они не производили и, если ты на это намекаешь, проблем нам не подстраивали. Просто жизнь вообще — «это цепь непростительных преступлений друг перед другом[3]»…

— А что, девки, женихи у вас в Ордене есть? — Ольга неуклюже попыталась перевести разговор в легкомысленное русло.

— Кому и жеребец жених, — ответила ядовитая Сашка. — Ты не слышала, что ли, — только женщин принимают. — Она растянулась на диванчике, а бедного ангела, осыпанного пеплом, поставила на пол. Лежала на животе, болтала ногами, показывая стоптанные красные подошвы мягких испанских туфелек.

— Это понятно, но обслуга какая-нибудь альтернативного пола вам тут попадалась?

— Нет, по правилам мужчины на территории не появляются. Из самцов один Жакоб имеется, и тот дохлый.

— Вы как хотите, а это нездорово.

— Да брось ты, от воздержания ещё никто не умирал.

— Ах, я не о том. Нездорово непонятно почему отвергать половину человечества, не находите?

Агафья пожала плечами:

— Мы и так живём в мужском мире, должны у девочек быть какие-то тайные сады.

— И вообще, мне Рудина обмолвилась: «Мужчины просто пишут, а у женщин своя особая магия», — сказала Катя.

— Чтооо?

— Оля, ты вообще книжки читаешь? «Бегущая с волками» доньи Эстес, «Богиня в каждой женщине» — ничего тебе не говорят?

— А ещё «Сатанинские ведьмы» ЛаВея?

— Нет, Оль, ты не путай дам-юнгианок с сатанистами. — Катя впервые за весь долгий вечер по-настоящему воодушевилась. — Одни работают с архетипами, проповедуют феминизм и освобождение женской сущности, а другие, наоборот, ставят женскую силу на обслуживание мужского мифа. — Она стояла, прислонившись к стеллажу, и при этих словах машинально погладила мраморные кудряшки Сапфо.

— Аааа, Катя, пожалей меня. И те и другие используют слово «ведьма» и до смерти любят заглавные буквы, и женщина у них всегда пишется с большой Ж. Великая, Первозданная, Дикая — какая там ещё?

— У всех Ритуалы и Магия, — Ольга говорила с нажимом, всё сильней раздражаясь, — если они в это дерьмо ещё и литературу впутали, тогда я пас. Я верю только в ежедневную работу, без всяких магических штучек, тендерных обобщений и без скидок. Господи, даже в НЛП скорей поверю, чем в творческий союз по половому признаку.

— Спокойно, спокойно, — Агафья с выверенной точностью разлила остаток вина по четырём бокалам, — кто верит — будет заниматься магией, остальные — НЛП. Давайте уже напоследок — за искусство!

Заснула Ольга быстро и крепко, но среди ночи ей приснился Жакоб, планирующий над её кроватью с тихим посвистом. Мигнули янтарные глазищи, потом лицо овеяла волна прохладного воздуха, и тёмная тень взмыла в верхний угол комнаты, к двери. Ольга помнила, что там есть вентиляционное отверстие, но не готова была допустить, что к ней прилетал призрак сычика. Она рывком села в постели, «Черный полковник» опасно булькнул в желудке и двинулся к горлу. Ольга замерла и подождала, пока волна тошноты уляжется. Всё-таки встала, влезла в пушистые голубые тапки, одёрнула длинную футболку с медведиками, в которой привыкла спать, и осторожно выглянула в коридор. Никого там, разумеется, не было. Ольга решила пройтись и немного посидеть на одной из низеньких резных скамеек, расставленных под самыми большими лопоухими фикусами, чтобы можно было дотягиваться и протирать верхние листья (вчера Агафья как раз хлопотала с ведёрком и губкой).

Она побрела по коридору, лениво ведя пальцами по стене, покрытой приятными фактурными обоями. Бестолковой героиней фильма ужасов, неотвратимо лезущей в самое пекло, она себя не чувствовала — это место казалось ей в высшей степени странным, но неопасным. Ну, вроде палаты для тихих.

Лампы ночью работали вполсилы, и поэтому узкая полоска яркого света, пробивающаяся из-под приоткрытой двери, сразу бросалась в глаза. Ольга помедлила, но хорошее воспитание недолго сопротивлялось любопытству, и она заглянула.

Комната не особенно отличалась от её собственной, но казалась более обжитой: на стенах висели какие-то рекламные постеры с изображением обложек, на столе громоздилась стопка книг, мерцал монитор, на экране в качестве заставки плавало объёмное слово «жопа», отражаясь в початой бутылке коньяка Hennessy.

На кресле живописно располагались ярко-жёлтое платье и белый медицинский халат.

В центре комнаты, вполоборота к Ольге стояла миловидная раскрасневшаяся толстушка, стриженная под мальчика. В левой, картинно вытянутой руке она держала тяжёлый потрёпанный том (на обложке Ольга ухитрилась прочитать тиснёную надпись «Marcus Tullius Cicero»), а правой придерживала на плече цветастую простынку, в которую была задрапирована на манер тоги. Негромко, но старательно она декламировала:

— …natura se consumi et senectute, — тут чтице понадобилось перевернуть страницу и пришлось прижать простыню подбородком, чтобы высвободить руку, — quam sibi dari tempus…

Она вознамерилась совершить величественное округлое движение, но тога поползла вниз, женщина суетливо попыталась её прихватить, и торжественность момента была утеряна.