Читать книгу - "Сын повелителя сирот - Адам Джонсон"

«Жар побори, дитя, – подсказывал ей мысленно Га. – Темной ночкой сегодня, дитя, не умирай дитя».

– Пой правильно! – потребовал Командир Парк.

Но Сан Мун продолжала петь в своей меланхоличной манере о том, как пришел Огромный Медведь, об особом языке, на котором он изъяснялся, о том, как взял он сиротку и как запустил свои когти в соты, полные меда. В голосе ее угадывалось то, чего в песне не было, – и острые когти, и рой жалящих пчел. Звучание ее голоса открывало, сколь ненасытным был тот Мишка-Медведь, пожиравший все подряд без разбора.

Люди в толпе не выкрикивали: «Отведай медку у дяди Медведя!».

Женщины хором не пели: «Наш Мишка сама доброта!».

Га била дрожь, которую он не мог объяснить. Была ли виной тому песня или сама певица, или же то, что исполняли ее здесь и сейчас, или то, что персонаж песенки – сиротка? Он знал только, что это был ее мед, что это было то, чем она должна была его накормить.

Когда песня закончилась, все увидели, как изменился Великий Руководитель. Исчезла та поверхностная беззаботность, ушли жесты, говорившие о том, что он доволен. Глаза у него сузились и улыбка сошла с его лица.

Ученые доложили ему, что проверили прибор для обнаружения радиации и установили, что он исправен.

Он подал Парку сигнал, чтобы тот привел Чемпионку по гребле.

– Давайте закончим с этим, – предложил Великий Руководитель Сенатору. – Наш народ хотел бы оказать гуманитарную помощь вашим голодным гражданам и передать им продукты питания. Когда мы закончим с этим вопросом, вы сможете вернуть на родину свою гражданку и улететь, чтобы заняться более важными делами.

Га перевел эти слова Сенатору, и тот ответил: «Договорились».

Что же до Га, то ему Великий Руководитель сказал лишь: «Вели своей жене переодеться в красное».

«Если бы у Великого Руководителя по-прежнему был доктор Сон, – подумал Га. – Вот кто проявлял невероятную изворотливость в таких ситуациях, для него подобные происшествия были просто небольшим недоразумением, которое так легко было сгладить».

Ванда слегка прикоснулась к нему. Лицо ее выражало изумление.

– О чем, черт возьми, была эта песня? – спросила она.

– Обо мне, – ответил он ей и тут же испарился с детьми, женой и собакой.

В «храме» Похен, когда они вошли в него, казалось, и вправду стоило помолиться: товарищ Бук разместил там паллету с четырьмя пустыми бочками. «Ничего не спрашивать!» – приказала Сан Мун детям, буквально срывая белые крышки с бочек. Командир Га открыл футляр от гитары и достал оттуда серебристое платье Сан Мун.

– Улетай на своих условиях, – сказал он ей, а потом поднял девочку и поставил в бочку. Раскрыв ей ладошку, он высыпал в нее семена дыни, у которой они фотографировались накануне вечером. Затем наступила очередь мальчика, для которого Га припас выструганные палочки-рычаги, нить и камушек из силка для птиц, который они смастерили вместе.

Он смотрел и смотрел на детей, посаженных в бочки и лишенных возможности задавать вопросы, хотя они все равно не знали, о чем сейчас надо спрашивать. Га какое-то время любовался ими, той исключительной чистотой, с какой они входят в новую жизнь. Все, абсолютно все сделалось для него таким ясным. Нет никакого отъезда – это просто спасение людей, которым грозит опасность, которые больше не могут так существовать, у которых, наконец, появилась надежда на лучшее, быть может, единственная надежда. И он тоже был спасен, теперь он понял это. Его мать, красавица-певица. Ей была предназначена ужасная участь, и она не оставила его, спасая от того, что его ожидало впереди. И эти паллеты с четырьмя белыми бочками, представились ему спасательными шлюпками, о которых они долго мечтали на борту «Чонма», надеясь, что благодаря им они не пойдут ко дну вместе со своим кораблем. Однажды они уже бросили корабль в море, но теперь он вернулся. Он приплыл за самым важным грузом.

Га потянулся и взъерошил волосы на головах смущенных детишек, которые даже не подозревали, что их спасают, не говоря уже о том, от чего спасают.

Когда Сан Мун переоделась в серебряное, Га не взглянул на нее с восхищением, как обычно это делал. Подняв ее и опустив в бочку, он подал ей ноутбук.

– Это твое сопроводительное письмо, – объяснил он ей.

– Как в нашем фильме, – улыбнулась она. Ей все еще не верилось в происходящее.

– Все правильно, – сказал он ей. – Эта золотистая штука доставит тебя в Америку.

– Послушай, – сказала она. – Здесь четыре бочки, по одной для каждого из нас. Я знаю, что ты задумал, но не делай глупостей. Ты слушал мою песню и видел его глаза.

– Ты с нами разве не едешь? – спросила девочка.

– Тс-с-с! – шикнула на нее Сан Мун.

– А Брандо? – спросил мальчик.

– Он поедет с вами, – успокоил детей Га. – Великий Руководитель собирается вернуть его обратно Сенатору, он говорит, что у нее слишком злой нрав, чтобы жить среди миролюбивых граждан нашей страны.

Дети не улыбнулись его словам.

– Мы еще увидимся? – спросила девочка.

– Увидимся, – пообещал Га, протягивая ей фотоаппарат. – Когда вы сделаете снимки, они окажутся у меня в телефоне, вот здесь.

– А что нам нужно фотографировать? – спросил мальчик.

– Все, что вы хотели бы мне показать, – ответил он. – Все, что вас радует.

– Довольно, – сказала Сан Мун. – Я сделала все, как ты просил. Теперь ты в моем сердце. Это единственное, что помогает людям не расставаться и всегда быть вместе, что бы ни случилось.

– И ты в моем сердце, – произнес Га и, услышав подъезжающий погрузчик, закрыл бочки крышками, постучав по ним, чтобы они плотно сели.

Собака была сильно обеспокоена происходящим. Она скулила и кружила вокруг бочек, пытаясь пробраться туда.

В четвертую бочку Га положил остатки содержимого футляра от гитары. Фотографии посыпались внутрь, тысячи снимков всех пропавших в Тюрьме 33 душ, и на каждой было написано имя, дата поступления в тюрьму и дата смерти. Га распахнул заднюю стенку «храма» и стал подавать Буку знаки подъехать ближе.

– Поверить не могу, что мы это делаем! – воскликнул побледневший Бук.

– Поезжай дальше от толпы, – сказал ему Га. – Сделай так, чтобы все подумали, будто ты едешь с другой стороны.

Бук поднял паллету и переключился на обратный ход, но на минуту придержал погрузчик.

– Ты ведь признаешься, да? – спросил Бук. – Великий Руководитель узнает, что это твоих рук дело?

– Верь мне, он это узнает, – пообещал ему Га.

Когда Бук отъехал, Га с ужасом увидел, как в утреннем свете были заметны силуэты людей, которые, словно ивовые гусеницы, шевелились в своих белых коконах.

– Кажется, мы забыли проделать отверстия для воздуха, – спохватился Бук.