Читать книгу - "Собрание сочинений в 9 тт. Том 1 - Уильям Фолкнер"

Главные тигли и реторты прибыли в целости и сохранности. Сначала Хорее требовал, чтоб ему отдали подвал, для чего нужно было выбросить оттуда газонокосилку, садовый инструмент, всю скопившуюся там рухлядь и замуровать окна, превратив помещение в каземат. Однако Нарцисса в конце концов уговорила его использовать под мастерскую чердак над гаражом, где он и установил свои горн, однажды чуть было не сжег все здание и после четырех неудачных попыток создал почти безукоризненную вазу цвета прозрачного янтаря, более крупную, роскошную и целомудренно безмятежную, чем первая, которую постоянно держал у себя на ночном столике, окрестив по имени сестры Нарциссой, а произнося свои выспренние тирады о смысле мира и безупречных средствах достижения оного, адресовался равно к обеим со словами: «О ты, нетронутая дева тишины»[80].

С непокрытой головой, с вышитой на кармане эмблемой Оксфордского клуба, в фланелевых брюках и с ракеткой под мышкой, Хорее обошел вокруг дома, и перед ним открылся теннисный корт, по которому неистово метались два игрока. Под аркадой с белыми пилястрами и увитыми плющом перекладинами, словно бабочка, устроилась Белл в окружении приличествующего случаю хрупкого гармоничного реквизита. С ней сидели две дамы, чьи силуэты четко вырисовывались на фоне темной листвы еще не успевшей расцвести лагерстремии. Вторая дама (третьей была молодая девица в белом платье с аккуратной челкой цвета темной патоки и с теннисной ракеткой на коленях) с ним заговорила, а Белл протянула ему руку с томным видом собственницы. Рука ее, теплая и цепкая, с тонкими костями и надушенной мягкою плотью, словно ртуть, жадно влилась в его ладонь. Глаза ее напоминали тепличный виноград, а полные, ярко накрашенные, подвижные губы скривились в недовольной гримасе.

Она сообщила ему, что лишилась Мелони.

— Несмотря на весь ваш аристократизм, Мелони видела вас насквозь, — заметил Хорее. — Вы, очевидно, стали слишком небрежны. Она неизмеримо изысканнее вас. Неужели вы полагали, что вам удастся вечно обманывать человека, который умеет обставить прием пищи такими невыносимыми церемониями, как это делала Мелони? Или она опять вышла замуж?

— Она занялась бизнесом, — капризно отвечала Белл. — Открыла косметический салон. Я только никак не пойму зачем. Подобные затеи недолговечны, особенно здесь. Можете ли вы представить себе, что жительницы Джефферсона будут посещать косметический салон — конечно, кроме нас троих? Впрочем, если мне и миссис Мардере он еще может понадобиться, то уж Франки он совершенно ни к чему.

— Что мне любопытно, так это откуда у нее взялись деньги, — сказала миссис Мардере. — Люди думают, что это вы ей дали, Белл.

— С каких это пор я стала дамой-благотворительницей? — холодно отозвалась Белл.

Хорее слегка усмехнулся. Миссис Мардере сказала:

— Ну, Белл, мы же все знаем, какая вы добрая. Не скромничайте.

— Я сказала: дамой-благотворительницей, — повторила Белл.

— Я думаю, Гарри в любой момент готов сменять служанку на вола, — быстро вставил Хорее. — По крайней мере, он сэкономит на содержимом своего винного погреба — ведь ему не придется нейтрализовать воздействие вашего чая на многострадальные мужские желудки. Полагаю, что без Мелони чай здесь больше подавать не будут?

— Не болтайте глупостей, — отвечала Белл.

Хорее сказал:

— Теперь я понимаю, что ходил сюда вовсе не ради тенниса, а ради того бесконечного и весьма неприятного сознания собственного превосходства, которое я всегда испытывал, когда Мелони подавала мне чай… Кстати, по дороге сюда я встретил вашу дочь.

— Да, она где-то тут поблизости, — равнодушно отозвалась Белл. — А вы все еще не подстриглись. Почему мужчины не понимают, когда им пора идти к парикмахеру? — философски вопросила она.

Выставив вперед рыхлый двойной подбородок, старшая гостья устремила на Хореса и Белл холодный проницательный взгляд. Девица в простом, целомудренно белом одеянье спокойно сидела и загорелой рукой, похожей на спящего рыжего щенка, придерживала на коленях ракетку. Она смотрела на Хореса, как смотрят дети — со спокойным интересом, но без грубого любопытства.

— Они либо вообще не ходят к парикмахеру, либо напомаживают волосы всякой дрянью, — добавила Белл.

— Хорее — поэт, — сказала старшая гостья. Кожа небрежно свисала с ее скул, как тяжелая грязноватая бархатная драпировка, а в немигающих глазах, словно в глазах старой индюшки, было что-то хищное и слегка непристойное. — Поэтам многое прощается. Вы не должны этого забывать, Белл.

Хорее отвесил поклон в ее сторону.

— Такт никогда не изменял женскому полу, Белл, — сказал он. — Миссис Мардере принадлежит к числу тех немногих известных мне людей, которые по достоинству оценивают профессию юриста.

— Полагаю, что этот бизнес не хуже всякого другого, — сказала Белл. — Что вы сегодня так поздно? И почему не пришла Нарцисса?

— Я имею в виду то, что меня назвали поэтом, — пояснял Хорее. — Юриспруденция, как и поэзия, — последнее прибежище хромых, увечных, слабоумных и слепых. Осмелюсь доложить, что Цезарь изобрел юристов, дабы оградить себя от поэтов.

— Вы так умны, — сказала Белл.

Девица вдруг заговорила:

— Какая вам разница, чем мужчины мажут себе волосы, мисс Белл? Мистер Митчелл ведь лысый.

Миссис Мардере засмеялась жирным, липким, длинным смешком и, не сводя с Хореса и Белл холодных, лишенных век глаз, продолжала звонко хохотать.

— Устами младенцев… — сказала она.

Девица переводила с одного на другого свои ясные, спокойные глаза.

— Пойду погляжу, нельзя ли мне сыграть сет, — сказала она, вставая.

Хорее тоже встал.

— Давайте мы с вами… — начал он, но Белл, не поворачивая головы, взяла его за руку.

— Садитесь, Франки, — скомандовала она. — Они еще не кончили. А вам вредно столько смеяться на пустой желудок, — обратилась она к миссис Мардере. — Да садитесь же, Хорее.

Девица, стройная, с несколько угловатой грацией, все еще стояла, не выпуская из рук ракетку. Она бросила быстрый взгляд на хозяйку, потом опять повернула голову к корту. Хорее опустился на стул за спиною Белл. Рука ее незаметным движением скользнула в его руку и безвольно застыла, словно быстро выключив электричество, — так человек в поисках какого-нибудь предмета входит в темную комнату и, найдя то, что искал, тотчас же снова выключает свет.

— Разве вам не нравятся поэты? — спросил он как бы сквозь Белл.

— Они не умеют танцевать, — отвечала девица, не поворачивая головы. — Впрочем, они, пожалуй, ничего. Они пошли на войну — хорошие, по крайней мере. Один здорово играл в теннис, так его убили[81]. Я видела его портрет, а вот фамилию не помню.

— Ах, ради Бога, не говорите о войне, — сказала Белл, и рука ее шевельнулась в руке Хореса. — Мне пришлось два года подряд выслушивать Гарри — он объяснял, почему не мог пойти на