Читать книгу - "Гость - Александр Проханов"

Мимо Веронова прошла девушка в спортивной расстегнутой куртке и белой майке, под которой волновалась свободная, ничем не стесненная грудь. У девушки было смуглое, как у мулатки, лицо, черные вьющиеся волосы, сиреневые губы и яркие шальные глаза, которыми она скользнула по Веронову, маня его куда-то сквозь толпящийся люд. В ее руке был бокал с вином, и она сделала жест этой рукой в том же направлении, куда повели ее глаза. Веронов притворился, что этого не заметил и повернулся к поэтессе Лиле Воронецкой, которая писала стихи про арийцев и нибелунгов и побывала на Украине в частях, которые сражались в Донбассе с повстанцами.

– Ну как «Золото Рейна»? Как Зигфрид? Как Вагнер? – Веронов поклонился и внимательными, чуть смеющимися глазами оглядывал мужеподобное лицо поэтессы, тяжелый подбородок, мужскую солдатскую стрижку, коммуфлированную грубую куртку и брюки. Представлял, как в этом коммуфляже, посреди боевиков батальона «Азов» она читает свои стихи.

– Арийские мифы побуждают человека не бояться смерти, обращают его к величию, – сумрачно ответила Воронецкая. – Русский народ больше не верит в бессмертие, отвернулся от величия. А я отвернулась от русского народа. Я больше не русская. Я учу иврит, учу украинский. Я не хочу быть представительницей подлого трусливого народа, который отдал себя во власть еврейским банкирам и служит охранником в банках. Я сменила народ.

– Можно сменить пол, но как можно сменить народ? – спросил ее Веронов. – Твой народ будет преследовать тебя до предсмертного шепота, ибо ты перед смертью станешь шептать по-русски.

– Я перед смертью прочту на иврите мой стих, посвященный Моше Даяну, который купался в крови этих недочеловеков арабов.

– А как тебя принимали в батальоне «Азов»? Они не разглядели в тебе новую Ахматову и Цветаеву?

– Я читала им стихи на украинском на позициях, где артиллерия била по этим бандитам и недоноскам в Донбассе. Я сказала, что каждый убитый ими русский вызывает во мне восторг. И я попросила артиллеристов позволить мне выпустить снаряд по Донецку.

– Может быть, твой снаряд убил неизвестную тебе русскую поэтессу по другую сторону фронта?

– Я бы очень этого хотела. Мои стихи – это снаряды, которые я выпускаю в сторону народа-отщепенца, народа-предателя! Каждый русский, которого привозят в брезентовом мешке из Сирии или с Донбасса – премия за мои стихи! – Воронецкая резко повернулась к Веронову бритым затылком, и Веронову показалось, что от ее одежды пахнуло казармой и гарью.

В Веронова вцепился пробегавший мимо чернявый, похожий на колючку, публицист Меерович, посвятивший все свое творчество высмеиванию Президента. Он схватил пуговицу на сюртуке Веронова и стал сыпать мелкими смешками, мерцал бусинками фиолетовых глаз:

– Последний кремлевский анекдот. Президент летит в Алеппо принимать парад российских солдат-победителей. Одновременно решил испытать систему ГЛОНАСС в условиях Сирии. Прилетает. Строй бойцов. Он выходит; «Здравствуйте, товарищи грушники». А они в ответ: «Аллах Акбар!» Оказывается, ГЛОНАСС сдал сбой и привел его в расположение ИГИЛ. Смешно? – Меерович, хихикая, отцепился от Веронова и побежал дальше, чтобы колючкой прилипнуть к кому-нибудь другому и рассказать тот же самый анекдот.

Веронов снова увидел смуглую девушку, которая прошла совсем близко от него, опустив глаза и улыбаясь сиреневыми губами, и эта улыбка сиреневых губ предназначалась Веронову, и ее рука с бокалом показала куда-то в сторону, приглашая за собой Веронова. Но он снова сделал вид, что не увидел знак.

– Кто эта особа с сиреневыми губами, которая ходит кругами с бокалом вина? – спросил Веронов у модника, писавшего острые эссе в глянцевые журналы.

– Вы не знаете? Лариса Лебедь. Дочь крупного нефтяника из списка «Форбс». Живет в Европе, приезжает в Москву, чтобы устроить пару скандалов. Папа выкупает ее из полиции, и она, удовлетворенная, уезжает обратно в Европу. По-моему, она ищет повод устроить скандал. Держитесь от нее подальше.

Устроитель вечера, главный редактор издания, уже слегка подшофе, расплескивая из стакана виски, возгласил:

– А теперь, дорогие собратья, как всегда в традиции наших встреч прозвучат стихи. Сегодня их нам читает один из самых экстравагантных революционных поэтов Вениамин Кавалеров. Прошу тебя, Веня!

Гости расступились, не выпуская из рук бокалов и рюмок. В круг вышел невысокий изящный человек в черной рубахе, из выреза которой была видна худая, в стариковских складках, шея. Его лицо было высохшим, сморщенным, как плод, пролежавший долго на солнце. Седой бобрик, выбритые виски, рука с перстнем – все было модным, стильным, изысканным, словно над обликом поэта работал опытный стилист. Вениамин Кавалеров был эмигрантом, покинувшим советскую страну еще в семидесятые и многие годы прожившим в Париже. Там он сотрудничал с антисоветскими журналами и подвизался в богемных салонах. Там он воспринял стиль революционных студентов, философию Сартра и поэзию французского авангарда. Вернувшись в новую Россию, он продолжал исповедовать революционные идеи, участвовал в демонстрациях и создавал эстетику грядущей в России революции.

Теперь он стоял, окруженный литераторами, отчужденный от них едва ощутимым высокомерием, сознавая себя не столько поэтом, сколько провозвестником грядущих бурь.

Он поднял свою легкую руку с блеснувшим перстнем и стал читать: