Читать книгу - "Любовь Стратегического Назначения - Олег Гладов"

— Не знаю… — ответил я.

— Очень хорошо! — сказал Юра. — Мы тут его чаем поим с молоком и сахаром, а он нас скальпелем резать собрался!

— Да я…

— Неблагодарный!

— … никого резать…

— Мы для него тут как семья практически, а он нас скальпелем!

— … не собирался я никого резать!

— Да! — Ярик захохотал. — Если мы семья, то кто в ней мама? Ты что ли? Мама Юра? — и Ярик зашёлся в таком приступе хохота, что упал вместе со стулом на пол.

— Да-а… — протянул Юра, смотря на корчащегося в судорогах смеха Ярика, и затянулся маленьким, обжигающим пальцы, остатком самокрутки. — Да-а…

— Такие приступы амнезии случаются часто и густо, — говорит Юра.

Ярик отсмеялся и теперь, помешивая чай ложкой, продолжает разговор:

— Да. Я иногда сам напиваюсь так, что утром прозреваю: лежу раздетый в постели, вещи аккуратно сложены, деньги на месте. Возле кровати — бутылка с минералкой. Как я вчера добрался домой да ещё купил по дороге воду, вошёл в квартиру и всё такое, ни хрена не помню!

— Заткнись, баклан, — Юра стучит по клавиатуре, — я о том, что люди память теряют.

— А я о чём? Вот в Донбассе был случай: мужик попал в аварию. Тоже ни хрена не помнил. Его кормили, поили, сигареты даже покупали. А он взял однажды медсестёр порезал и сбежал.

— Ага… — сказал Юра. — Значит, рядом с нами постоянно находится запрограммированная машина по нарезке медсестёр, — он кивнул в мою сторону.

— Да, — Ярик похлопал меня по руке, — медсестрорезка… Ну как типа хлеборезка…

— Что? — спросил я.

— Ага… — продолжал Юра. — Только чьего производства агрегат?

— MADE IN в смысле?

— Ну да. Где сделан, типа?

— Я подозреваю, ЧЕМ он сделан, но вот кем и где, — Ярик посмотрел мне в глаза.

— Интересно, как тебя на самом деле зовут?

— Дро, — сказал я.

— Да… — Юра захихикал. — Мама твоя, бывало, выглянет из окна и крикнет: «Дро! Сынок! Иди обедать!»

— Чего? — спросил я.

— Только не Кирилл, — сказал Ярик, — я Кириллов не люблю. Они какие-то неадекватные все.

— И не Алёша! — подхватил Юра. — Как представлю, что меня могли назвать Алёшей… Брр! — его передёрнуло.

— А меня бесят Олеги, Антоны и Артёмы…

— Да, — сказал Юра, — и не забудь про Денисов!

— Точно! — Ярик поднял палец, — лучше застрелиться и быть каким-нибудь Юрой — только не Денисом!

— Вот-вот! — сказал Юра. — Лучше позориться всю жизнь каким-нибудь Ярославом, только не Денисом. Спасибо маме и папе.

— Угу, — сказал Ярик. — Имена бывают, местами простона голову не натянешь. В восьмидесятые, когда Советский Союз дружил со всеми этими коммунистическими вьетнамцами, лаосцами и корейцами, лидеры этих стран часто приезжали в гости. В Кремль, в смысле. Вот. И был один лидер, какой страны уже не помню, который особенно часто наведывался. Очень я любил его визиты. Включаешь программу «Время» и слышишь, как абсолютно серьёзный диктор хорошо поставленным голосом говорит:

— Вчера нашу страну посетил добрый друг Советского Союза Ху Йел Бан… Представляете? Миллионы простых советских телезрителей в этот момент с особым удовольствием смотрели новости и удивлялись «как это диктор, натыкав десяток „хуйелбанов“ в эфир, ни разу не засмеялся?»

— Да… — сказал Юра. — Уж лучше Денисом, чем, — он захохотал, — Хуйелбаном!

— Прикинь: Хуйелбан Васильевич Иванов! — сказал Ярик, и у них с Юрой началась настоящая истерика.

— Нет, — сказал я, когда они отсмеялись, — лучше я буду Дровосеком.

Бессонница. Очередная. Я опять не могу спать и поэтому сижу на диване, тупо уставившись в телевизор: по экрану движутся какие-то разноцветные пятна. Я замечал, что люди, особенно дети, с интересом смотрят на это размытое мельтешение. Наверно, какое-то развлечение или терапия. Не могу понять. Поэтому сейчас пытаюсь вникнуть в беззвучное (звук как всегда убран) интенсивное мигание. Тишина. В моей руке пульт дистанционного управления. Я вспоминаю, как недавно Ярик рассказывал о том, что в его ялтинском жилище огромный — в полстены — телевизор и мощная акустическая система. Я даже видел маленький хромированный ключ от входной двери этого дома. Ярик носит его в кожаном футляре, который, в свою очередь, лежит на дне его рюкзака. Телевизор в полстены размером — здорово, наверное…

В том же ялтинском доме Ярика под ванной, в специальном зажиме, спрятан отличный итальянский пистолет «Беретта» — вещь, которую он приобрёл по случаю у одного знакомого.

— Знать, что у тебя есть пистолет, приятно, — говорит Ярик, — пусть он лежит себе за шесть тысяч километров южнее, он даже на таком расстоянии греет мне душу.

Ярик — странный человек. В правом кармане его куртки всегда лежит маленькое шило с куском резины на острие.

Когда я спросил его, зачем, он ответил так:

— Шило — одно из самых полезных штук в мире. Стоит копейки — столько же, сколько пачка овсянки — но польза!.. Пару раз эта фиговина здорово меня выручала. И вообще, я таскаю его с детства — привык. Когда его нет, я чувствую себя голым…

— Я думала о тебе.

Она опять появилась незаметно. Пока я невидяще пялился в мигающий экран, размышляя о своём, она села на одно из кресел справа от меня. Очень белый халат. Очень чёрные волосы. Алёна. Медсестра-стюардесса, устроившая мне незабываемый рейс «1—й этаж — вершина мира».

— У тебя талант подкрадываться незаметно.

— Вот примерно об этом и я хотела с тобой поговорить.

Я смотрю на неё с… c интересом?

— О чём?

— О том, как ты всех дурачишь.

— Я?

— Ты говоришь, что абсолютно ничего не помнишь, а сам щебечешь, как ведущий новостей на радио.

— Алёна…

— Я имею в виду… да вот хотя бы слово «талант». Ты его только что произнёс. Ты знаешь, что оно означает? Конечно, знаешь.

— Я…

— Ты вообще слишком много знаешь и умеешь делать для человека, потерявшего память.

Я промолчал.

— Ты целуешься, как чемпион мира по этому виду спорта… Ты так трахнул меня в… — она осеклась. Потом продолжила:

— Если умеешь это делать, то умеешь всегда. А ты — умеешь….

Молчание. На экране мельтешат разноцветные пятна. Алёна пристально смотрит мне в глаза.

— Ты права, — произнёс я, — я умею это делать. Умею. Но не помню.

Она ничего не ответила, не мигая, рассматривая моё лицо.

— Получается, уметь и помнить — разные вещи, — продолжил я, почему-то слегка смутившись, и закончил, — по крайней мере, в моём случае дело обстоит именно так.