Читать книгу - "Съешь меня - Аньес Дезарт"

Я не знала, о чем еще его спросить. Спасибо, сыта по горло твоей «удачищей»! Меня спас соус. Значит, так: цедра, базилик, оливковое масло и пармезан. Добавлю в самый последний момент. Да, и еще томатная паста.

— Столы украшу страстоцветом, — заливался Венсан. — Веночки из вьюнка для девиц. Ну и побольше жасмина, конечно. Кстати, настоящие сухие розовые лепестки куда изысканнее искусственных. Стены покрою плетями дикого винограда и плюща, к ним прикреплю крупные садовые розы. Внизу куст лилий, пышный, мощный. Полевые цветы, вроде сныти и пупавки, неплохо сочетаются с экзотическими. И еще с красивыми листьями — эвкалиптом, смородиной…

Неиссякаемый поток красноречия. Но его любовь к цветам, добросовестность и щедрость меня растрогали. Положив в мясо томатную пасту, прикрываю его крышкой и присаживаюсь к столу, чтобы поздравить Венсана. Мы чокаемся кофейными чашками. Его чашка пуста, зато моя до краев. На радостях Венсан не рассчитал силы, и кофе обдал мои пальцы, стол, несколько капель брызнуло на белую блузку. Я надела ее в честь Шарля, ведь белый — его любимый цвет.

— Ой, прости! Прости! — всполошился Венсан, схватил тряпку и принялся вытирать меня. — Я идиот! Гад! Настоящая свинья!

У него не хватало слов, чтобы выразить всю глубину своего падения.

— Ничего страшного, — успокаивала я его. — Ерунда. Все в порядке. Сама виновата. Блузку все равно надо было переменить.

Его руки вытерли стол, прошлись по моим рукам, по груди, по коленям, между коленями. Я не возражала. Но он вдруг спохватился:

— А ты успеешь забежать домой?

— Домой? — переспросила я.

— Чтобы переодеться. Сейчас уже без пяти одиннадцать.

Я едва не сказала правды. Так и подзуживало ляпнуть: «Я живу здесь, ресторан — мой дом». Разом покончить с ложью, сжечь все мосты. Но я сдержалась. Еще не время.

— У меня и здесь одежда найдется. Пока стряпаешь, всегда перемажешься.

Мне показалось, что у него закралось подозрение. Что-то промелькнуло в его взгляде, едва заметное, как перышко синички, проплывшее в голубом проеме окна легкой крошечной тенью.

— Мне пора, — откланялся он.

— Мазел тов, — ответила я, поднимая металлическую штору и открывая перед ним парадную дверь.

— Что ты сказала?

— Мазел тов — так говорят евреи, когда желают удачи. Или поздравляют с удачей.

— Тебе того же, — смущенно пробормотал он, пятясь к выходу.

Улыбка Венсана еще несколько секунд витала в воздухе. Я стояла у окна и смотрела на улицу, стараясь уловить ее тень. Венсан торопился, боялся опоздать. Он убежал, а улыбка осталась со мной. Улица пуста. Но скоро побегут детишки с уроков, служащие пойдут перекусить. Солнце согревало мне лоб, кончик носа, грудь — все выпуклости моего тела. Я наблюдала за девушками в окне напротив: они обтачивали, подгоняли зубные протезы. Мне нравится, когда люди спокойно сосредоточенно трудятся. Каждый на своем месте, каждый занят собственным делом и в то же время подчиняется единому распорядку, расписанному по часам. Тружеников не видно. Улица свободна, предоставлена тем, кто выпал из всеобщего графика. Мамам с младенцами, безработным, лентяям, сумасшедшим, мошенникам и таким, как я. Тем, кто трудится без устали, но никак не приладится к надежному служебному расписанию. В разные часы дня улица выглядит по-разному, и, поскольку я приобрела видное положение, стала владелицей ресторана, мне отлично видны малейшие изменения.

Подняв железную штору, я вернулась на кухню. Проходя мимо диванчика, заглянула в зеркало, висящее над ним, и обнаружила, что слева на носу у меня царапина, а верхняя губа заметно припухла. Падая, я здорово ударилась. Надо же, а Венсан мне ничего не сказал. Верно, ничего не замечал вокруг, ослепленный своей удачищей. Я быстренько привела себя в порядок. Потом выложила на стол два списка и карандаши. Нет, лучше займусь готовкой. Пригревает солнышко, людям захочется салатиков. Я принялась чистить и резать овощи. Все подряд. Может, так не годится, может, я теряю время, сваливая все в кучу, но мне так больше нравится. Я вытащила всю зелень, достала несколько ножей: маленький, пилку и большой с гладким лезвием. Нарезала кубиками пологурца, ломтиками гриб, кружочками грейпфрут. Остаток огурца настрогала тонюсенькой лапшой. Отхватила хвостики у зеленой фасоли, поставила обычную свеклу в духовку печься, а листовую сунула в кипяток. Вынула косточку из авокадо. Главное, так не соскучишься. Согласно моей теории — а у меня есть собственная теория, — важно довериться случайности. Мы постоянно держим инстинкт в узде. Даже когда готовим еду. А торопливость и хаос выпускают его на свободу. Пока режешь по-разному разные овощи, изобретаешь удивительные сочетания, о каких иначе не додумалась бы. В салат из грибов, огурцов и валерианницы я для контраста с бесцветными, полупрозрачными, скользкими ломтиками положила веточки кервеля. Без этих стеблей с темно-зелеными листочками бесцветная масса в сметане вызывала бы только тоску. Залог успеха — гармония, но ее не создашь по желанию, она рождается сама. Согласна, мысль опасная, но побьюсь об заклад, так оно и есть. Знаю по опыту. Нас ведет инстинкт. Хоть мы того и не ведаем. Но инстинкт много значит. Подспудное пристрастие, склонность, веление сердца. Чтобы еда получилась вкусной, в ней должны гармонично сочетаться противоположности: рассыпчатость и плотность, горечь и сладость, острота и тонкость, сочность и хрусткость. Но у кого хватит изобретательности и кротости хитроумно примирять противоположности? Легче их разделить. Так пусть же они соединятся тайком, проникнут контрабандой, оставим им лазейку.

Я достала свеклу из духовки. Сбрызнула ее ореховым уксусом. Листовая тоже готова — эту я полила лимонным соком и посыпала перцем. Мой кухонный стол уподобился полю битвы: косточки, хвостики, брызги, пятна, очистки, кожура. Все вперемешку, все сочится влагой. Капля свекольной крови на сердечке огурца растрогала меня. Стоп. Некогда умиляться. Я преобразилась в Шиву с шестью проворными руками и убрала, вытерла, разложила, распределила и навела чистоту с такой скоростью, что и мыслям не угнаться!

Когда мои «талисманы», две школьницы с голыми животиками, открыли дверь, «У меня» уже был полный порядок, все по местам. Не успела только написать меню на грифельной доске. Ничего, мне поверят на слово.

Девчонки пришли в плохом настроении. С философией дело дрянь. Попросили рыбы, надеялись поумнеть от фосфора. Я попыталась убедить их, что телятина тоже прекрасно воздействует на мозги, жировая смазка полезна обоим полушариям, поскольку способствует сцеплению нервных клеток. Они возразили, что от жира толстеют. Я сказала, что они прекрасны. Объяснила почему. Я долго говорила об их красоте, и они объявили, что раз я так замечательно выражаю свои мысли, то наверняка смогу помочь им с философией. И вознамерились принести мне следующее задание. Я ужаснулась, не сомневаясь, что они обязательно исполнят свою угрозу. Как же я мучилась с цитатами, пока училась в лицее! По каждому поводу от нас требовали цитат: «Как написал имярек в своем знаменитом произведении». А я все путала, никогда не помнила, кто что написал. Не отличала «Удел человеческий»[4]от «Человеческой комедии». Считала, что Стендаль — один из псевдонимов Бальзака, а «Божественная комедия» вообще написана по-латыни Овидием. От уроков философии у меня в голове осталось одно-единственное имя — Платон. Он все и написал — от «Теэтета» до «Критики практического разума». Правда, иногда я его путаю с Сократом. Забываю, кто персонаж, а кто автор. Сократ написал диалоги и вывел на сцену Платона? Или наоборот? В общем, сплошная путаница.