Читать книгу - "Пазл-мазл. Записки гроссмейстера - Вардван Варжапетян"

Дураком частенько бывал и я.

На первенстве профсоюзов (1967 г.) в финале против меня играл Гордин из Йошкар-Олы. Партия отложена с его преимуществом. Стараюсь не думать о поражении. И вижу во сне комбинацию на выигрыш.

Наутро я проиграл, потому что рассчитывал на сильную контригру, а Гордон делал дурацкие ходы. Я чуть с ума не сошел от обиды. Лучше б мне достался Яков Гордин, как в 33-м на первенстве Бобруйска. Я тогда первый раз стал чемпионом среди взрослых. А ведь в Бобруйске жили великие люди.

Но Якова Гордина убили немцы. Хотя он не делал слабых ходов.

Очень важный момент: можно проиграть, делая даже гениальные годы.

Всегда начинаешь ты. Потому что первый ход делает человек – он рождается. Бывает, это его самый сильный ход. Иногда – самый слабый. А судьба всегда играет черными.

Вы хорошо представляете себе шашечницу? Все шестьдесят четыре клетки? Во-первых, надо расположить доску правильно: нижнее угловое поле должно быть темным, а не светлым. Легенду, конечно, знаете, какую мудрец попросил награду: за первую клеточку шашечницы одно зернышко риса, за вторую – два... за каждую следующую – вдвое больше. Прогрессия. Оказалось, за 64-е поле доски надо отдать гору риса. Но мало кто знает, чем закончилась эта история. Бывает, мы знаем лишь одну половину чего-то, чаще первую – она ближе. Я много лет собираю «усохшие» пословицы и поговорки, ну, от которых первая часть осталась, а вторая забылась. Например: «Пьяному море по колено, а лужа по уши»; «Свой глаз – алмаз, а чужой – стекло»; «Ума палата, да ключ потерян». А жемчужина моего собрания: «Подвел под монастырь срать». Про усохшие пословицы я впервые узнал от Михаила Леоновича Гаспарова. А легенду про мудреца, придумавшего шахматы, услышал от Дмитрия Ивановича Лонго, первого и единственного российского факира.

Теперь про шахматы. Магараджа отдал все сокровища, все дворцы, но всех богатств его не хватило. И пожалел магараджу бог Ганеша, покровитель купцов, странников и ученых людей. Индусы изображают его в виде толстунчика с четырьмя пухлыми ручками и головой слона.

– Мудрец, ты придумал великую игру. Может, сыграешь со мной?

Мастер начал игру. Ход белых. Ход черных. Все меньше фигур на доске, у белых – король и ферзь. У черных – один король. Шах! А отступать некуда. Как нам в лесу: отступать некуда, а наступать незачем. Мат! Но король делает ход. Куда?! Все же поля под боем. На 65-е поле, ведомое только богам.

В память о той, самой первой партии одну из фигурок и назвали «слоном». Ихл-Михл тоже знал про ту невидимую клетку шахматной доски. Иначе бы мы не спаслись. По-моему, его мозг составляли даже не клетки, а ходы. А я полвека положил на то, чтоб доказать обреченность второго хода белых: ed4 (1. gh4 ba5). Вроде хорошее начало, но обреченное, гибельное! И спасения нет. Ход на d4 – конец. Endlösung. Окончательное решение. Лучшие шашисты пытались найти опровержение, но его нет. При любом развитии событий. Я совершил это открытие, но оно никому не нужно. Ни на том свете, ни на этом.

А Куличник плел только беспроигрышные комбинации. Три года. Вслепую. А я, старый дуралей, пытаюсь понять его ходы. И не понимаю.

Вот его фотокарточка – крохотная, тусклая, хорошо виден только окурок. Ихл-Михл всегда дымил и думал. Выпучит глаза, зрачки пульсируют, губы жирные, как после сала, и всегда во рту курево: козья ножка, самокрутка, сигарета.

А когда я первый раз увидел его на танцах в бывшей синагоге, где Ихл-Михл пригласил маму, он был жгучим красавцем. Настоящий испанец и пробор в черной брильянтиновой прическе. Мастер со Старого рынка, у которого мы стриглись всей семьей, только презрительно чесал усики длинным ногтем мизинца, когда упоминали Ихла-Михла: «Фик-фок на один бок».

У мамы талия как букет. Голубое платье без рукавов перехвачено синим бархатным пояском. Голубое, и вышито синим.

Идл еще не положил пальцы на клавиатуру белого аккордеона, а танец уже начался. Танго. Название не помню, но настоящее, смертельное.

Все ждали. И мама ждала, я чувствовал. И вот Куличник цокает по каменному полу прямо к ней – стальная набойка вокруг всего каблука, чтоб щелкать и в танце поворот быстрей. Редкая женщина после такого танго не изменит мужу.

Я однажды видел такое танго. Под знойным небом Аргентины, в Буэнос-Айресе. Понятно, я был там не на конкурсе латиноамериканских танцев, а на турнире по «бразильским шашкам». Иду ослепительным днем по широченному тротуару; улицу перейти невозможно: она невероятной ширины, машины гонят, не останавливаясь. И вдруг один лимузин – кожаный верх откинут, магнитола рвет душу оглушительным танго – мчит поперек сумасшедшей гонки и, честное слово, так тормозит, как будто взорвалась. Дверцы нараспашку, вылетают он и она, бросаются друг на друга, как враги, и схватываются, изнемогают в танго.

Чярнухи, конечно, не Буэнос-Айрес. Но что-то смертельное в том танце было. Я почему-то очень боялся за маму, но хотел, чтобы танец никогда не кончался.

Командир редко выходил из штабного блиндажа. Сядет на скамейку для часового и разгоняет рукой не то мошкару, не то дым, не то мысли. Бритый. Всех, даже женщин стригли «под ноль». Спасали от вшей.

Какой вавилонский плач начался! Если б не Берл, Идл и автоматчики охраны, женщины вполне растерзали бы Куличника. Тогда он приказал собрать старших от каждой семьи. Шофара[Рог барана или козла, чтобы трубить в него.] у нас не было. Да сколько помню, и в синагоге никогда не трубили в шофар. Может быть, его вообще в Чярнухах не было. Поэтому ребе Наумчик затрубил в пионерский горн, и неплохо вышло. Прямо линейка в пионерском лагере. А Ихл-Михл сидит на пне, как Наполеон на барабане, и дымит самокруткой.