Читать книгу - "Путник, зашедший переночевать - Шмуэль Агнон"

«А кто это?» — с опаской спросил я.

Куба наклонился над альбомом и прошептал: «Это моя жена».

Стройная полная блондинка с добрыми темно-голубыми глазами смотрела на нас с фотографии.

Я взял снимок в руки и внимательно посмотрел на нее. Ее грустное обаяние затронуло мою душу. Куба снова наклонился, взял у меня снимок, вернул его на место и посмотрел вокруг, точно ребенок, заблудившийся в лесу.

Я вынул сигарету и закурил. Куба удивленно спросил: «С каких это пор ты куришь? Что-то я не припомню, чтобы ты курил. Курение вредно для организма и ослабляет тело. В любом случае не стоит курить перед едой».

Он вышел и вернулся с двумя чашками молока и пирогом. Поставил одну чашку передо мной, другую перед собой и сказал: «Поедим и выпьем». Я выпил молоко и оставил пирог, чтобы начать еду голодным, потому что думал: сейчас он накроет стол и принесет поесть. Но он сидел, как прежде, — один глаз немного прищурен, а другой поглядывает на меня. Потом он открыл прищуренный глаз, долго смотрел на меня и наконец произнес: «А ведь у меня на тебя обида, и я хочу тебе о ней сказать. Когда я поступал в университет, я написал тебе, что хочу после университета совершить алию, и спрашивал, какую, по-твоему, профессию мне следует выбрать, чтобы быть полезным в Стране. И ты посоветовал мне заняться медициной».

Я удивился: «И из-за того, что я посоветовал тебе заняться медициной, ты сердишься на меня?»

«Нет, — ответил Куба, — не из-за этого. А из-за того, что дальше ты добавил: „Все это я написал, чтобы не оставить тебя без ответа. Но если ты хочешь послушать меня, то сиди на месте и не думай об алие“».

Я сказал: «И правильно добавил».

«Что же тут правильного?» — спросил Куба.

«Всякий, кто хочет взойти в Страну Израиля, — сказал я, — восходит в нее, даже если ему говорят не делать этого. И если бы ты действительно хотел приехать в Страну, ты бы приехал».

Куба задумчиво прищурил один глаз, посмотрел на меня другим, и какое-то время мы сидели молча. Я взял его руки в свои: «Йерухам Хофши сердится на меня за то, что из-за меня уехал в Страну Израиля, а ты сердишься за то, что из-за меня не приехал в Страну. Но что было, то прошло. А сейчас расскажи об остальных твоих делах. Ты сказал мне вчера, что едешь встретить жену».

«Она не приехала».

«Почему?»

«Потому что встретилась со своим мужем в другом месте, — сказал он и тут же добавил: — Я вижу, ты не понимаешь, что я говорю, сейчас я тебе объясню».

«Ты прав. Я действительно не понимаю. Если она твоя жена, то ее муж — это ты, а если ты не ее муж, то и она не твоя жена. А из твоих слов можно заключить, что ты и ее муж — это два разных человека».

Он вздохнул: «Так оно и есть. Моя жена — не моя жена, и я — не ее муж».

«Тогда почему же ты поехал встретить ее?»

«Она не так богата, чтобы жить в гостинице. А ей нужно было встретиться здесь с тем, кому предстоит стать ее мужем. Вот я и пригласил ее пожить у меня, чтобы сэкономить расходы на жилье».

«Из этого следует, что вы расстались друзьями», — заметил я.

«Ты говоришь „друзья“, — вздохнул Куба, а я тебе скажу, что это слово — ничто в сравнении с той любовью, которую мы сохранили друг к другу».

«Тогда почему вы развелись?»

«Ты задал больной вопрос, а я не знаю, как на него ответить. Давай-ка лучше я принесу обед, ты, наверно, голоден».

Он вышел и вернулся с двумя чашками молока.

«Пей», — сказал он и протянул мне чашку.

«И это вся твоя еда?» — спросил я.

«Ты полагаешь, что человек должен обязательно набить себе живот? — ответил он. — Чашка молока утром, чашка молока в полдень и ломоть хлеба, два-три ореха, или яблоко, или груша — вполне достаточно, чтобы насытиться. Люди умирают не от голода, а от излишней еды. Но если ты привык баловать себя, я сварю тебе яйцо. Одна крестьянка принесла мне сегодня дюжину яиц. Видишь, прошло всего четыре дня, как я вернулся, а мои пациенты уже тут как тут. Ты хочешь яйцо всмятку или яичницу?»

Я сказал: «Вернемся к прежней теме».

«Почему я дал развод своей жене?»

«Расскажи мне то, что ты рассказал бы любому», — сказал я.

«Я не стал бы ничего рассказывать любому, — сказал он. — Но тебе я готов рассказать».

И тут сердце его, видно, переполнилось, потому что он уже не мог сдержаться — начал рассказывать и рассказал все^[267].

Когда он закончил, я спросил его: «Ты коэн?»

«Какое это имеет значение?» — удивился он.

«Коэнам, — объяснил я, — запрещено возвращаться к своим разведенным женам, но это не касается ни левитов^[268], ни всех остальных евреев».

«Вот такие вы, — сказал Куба, — вам протягивают палец, так вы хотите всю руку. Ладно, скажу тебе правду: сразу же после того, как я дал ей развод, я захотел, чтобы она вернулась. Но ты, наверно, не понимаешь, как это может быть».

Я улыбнулся: «С тобой произошло то, что случилось с Гартманом».

«Кто это Гартман?» — спросил он.

«Есть такой человек по имени Гартман, — сказал я. — Он дал развод своей жене, а когда они вышли из раввинского дома после церемонии развода, его вновь охватила любовь к ней, и он вернул ее»^[269].

«Да, со мной произошла такая же история, — сказал Куба, — только у меня не хватило сил ее вернуть. Но она иногда приходит ко мне и остается у меня ночевать».

Я спросил: «А что говорит по этому поводу ее новый муж?»

«Что ему говорить, — сказал Куба. — Он ничего не говорит».

«А он все знает о ней? — спросил я. — И верит, что между вами ничего нет?»

Он вскочил: «Ты дурно о ней думаешь! Более правдивой женщины нет во всем мире! Если бы ты знал ее, ты бы так не спрашивал».

«И такую женщину ты прогнал?»