Читать книгу - "Жизнь на грешной земле - Анатолий Иванов"

— У царя?! — в бешенстве воскликнул Заворихин, метнулся со своего места. — Образумьтесь! Вспомните, кто вас сюда снаряжал, кому, значит, служите?!

— Ну-к, охолонь! — грозно вскрикнул Ермак. Заворихин испуганно примолк. — Снова затянул свое. Твои Строгановы уж небось похоронили нас давно… Есть Строгановы, а есть Русь многострадальная, из которой твои Строгановы все соки высосать готовы, а теперь к Сибири лапы свои мохнатые протягивают… В общем, братья, я тут один ничего решить не в силах и не вправе. Давайте сообща думать, как дале быть.

Распахнулась дверь под ударом караульного казака.

— Беда-а! Скорее! — и казак скрылся.

Все ринулись за ним. У крыльца стояла запаренная лошадь, а в розвальнях лежал казак с рассеченной головой.

— Беда, — прохрипел он, когда атаманы и есаулы скатились по крыльцу. — Всех рыбаков на Абалаке Маметкул побил…

…По заснеженной лесной дороге стремительно несется вереница розвальней, набитых казаками, следом — сотни всадников…

…Ермак выскочил на пригорок, остановил взмыленного коня. Возле него оказались Кольцо, Черкас Александров, Савва Болдыря, Никита Пан.

На расстилающемся впереди ледяном поле чернели тела убитых казаков.

Чуть дальше над лесом поднимались дымы…

— Слава богу, Маметкул еще здесь!

Маметкул в походной юрте справлял победный той. За уставленным яствами бухарским ковром сидело человек восемь.

— За первую нашу победу, славные батыры! — сказал Маметкул, приподнимая пиалу.

Вбежал телохранитель, прокричал, забыв о всяком почтении:

— Русь!

Маметкул бросил пиалу на бухарский ковер, вскочил…

Изрубленные, окровавленные тела казаков валялись на заснеженном льду. Ермак вел пешую сотню, вооруженную пищалями, копьями и саблами, мимо окоченевших трупов. Следом тащилась вереница пустых розвальней. Всадников не было видно.

Богдан Брязга и мертвый не выпустил сабли. Он лежал в луже крови без шлема, окровавленные волосы примерзли ко льду.

Ермак остановился возле него.

— Прощай, Богданушка.

Лежавший рядом окровавленный человек шевельнулся.

— Игичей?!

— Я… Они напали на нас… как лесные звери.

— Атаман, татары! — вскричал Керкун.

От берега с воем и свистом неслась конная лавина, сверкали на солнце кривые сабли.

Ермак наклонился, вынул саблю из окостеневшей руки Богдана.

— Сани — в круг. Пищальники — стать полукругом!

Казаки, прикрывшись санями, образовали большой полукруг в два ряда.

— Це-елься! — скомандовал Ермак. — Огонь!

Грянул залп. Несколько лошадей упало, ряды татарских конников смешались было, но тут же выправились, отхлынув. Дождем полетели стрелы.

Пищальники передали ружья для зарядки в задний ряд, получив взамен заряженные.

— Заряжать не мешкая. Огонь!

Совсем было смешались и дрогнули татарские конники, но вперед вырвался Маметкул.

— Ар-ра! Ар-ра-а! — взревел он, воодушевляя всадников.

Времен на перезарядку пищалей уже не было.

— Сомкнуться тесней в круг! Копья вперед! — скомандовал Ермак.

Казаки выполнили команду. Татары с ходу не смогли сломать круговой казачий строй, быстро обтекли оборонявшихся.

Яростно ржали кони, трещали копья, звенели сабли.

Пал, обливаясь кровью, один казак, второй, третий… Наконец круговая оборона была прорвана. Бой закипел яростный и беспорядочный. Копья в таком бою только мешали, казаки побросали их, рубились топорами, саблями.

Ермак бился двумя саблями — своей и Богдана Брязги. Маметкул с окровавленной уже головой пытается пробиться к Ермаку, но безуспешно. Лед озера все гуще покрывается убитыми и ранеными.

— Где же наши конники? — Ермак вытер вспотевшее лицо. — Пора бы им быть…

И вдруг над заснеженным озером раздался долгий пронзительный свист. С двух сторон с гиканьем летели к месту битвы конные казаки во главе с Иваном Кольцом…

…Кольцо с ходу срубил вражеского всадника.

…Савва Болдыря ударил пикой в грудь вздыбившегося коня Маметкула. Конь рухнул. Маметкул выбрался из-под лошади, сбросил с седла какого-то татарина, вскочил на его коня. Окруженный казаками, с трудом вырывается из кольца и устремляется прочь. За ним бегут его воины. Казаки бросаются следом, безжалостно рубят тех, кого удается настичь…

Невообразим гнев Кучума!

— Облезлый щенок! Тебе не моими храбрыми воинами командовать, а кучей баб в гареме! И я сделаю из тебя оскопленного евнуха!

Маметкул стоит перед разгневанным властелином, опустив окровавленную голову.

— Убирайся с моих глаз в свои кочевья!

— Великий хан! — осторожно проговорил карача. — Гнев портит здоровье, а твое здоровье — основа счастья и благополучия всего ханства. Ермак хитер и силен, его казаки имеют огненный бой. Нам ничего не остается, как откочевать в южные пределы твоих владений, поднимать против пришельцев местную знать, тогда силы наши утроятся…

Дюжина небольших стругов покачивалась у песчаного берега Чувашова мыса, где когда-то кипел смертный бой с Кучумом.

Ермак отправлялся вниз по Иртышу в ясашный поход.

По дощатым мосткам казаки носили на струги мешки с провизией, бочонки, палатки.

Ермак и Иван Кольцо стояли на берегу, наблюдали за погрузкой. Там, у стругов, мелькала и фигура Игичея.

— Что-то не нравится мне этот твой ясашный поход. Сердце постанывает, как бы не быть беде, — проговорил Кольцо.

— Надо сходить мне самому в северные земли, поглядеть, какие там люди живут. Да и думка из головы не идет: не с пустыми же руками в Москву-столицу ехать…

Говоря это, Ермак поглядывал на Савку Керкуна и Анну, спускавшихся с берегу по просеке. Керкун нес завернутого в пестрое одеяльце младенца, на плечах Анны был тот платок, который когда-то принес ей в подарок Керкун.

— Вот, атаман… Просим с женой крестным отцом быть.

— Просим, Ермак Тимофеич, — сказала и Анна.

Ермак приподнял кончик одеяла, поглядел на младенца.

— Каза-ак!

— Не-е, остяк, — с улыбкой возразила Анна.

— Остяцкий казак, значит, — подвел итог Ермак.

— Ага, ага, — закивала счастливая мать.

— Ну, айда к Мелентию, окрестим, — сказал Ермак. — Окрестим и двинемся.

И они вчетвером двинулись вверх, к Кашлыку.

— Кучум где-то кочует в южных пределах ханства, — говорил Ермак Ивану. — Но все же будь тут настороже. В случае чего — отсидитесь за стенами, а мы через месяц-полтора вернемся.