Читать книгу - "Том 1. На рыбачьей тропе ; Снега над Россией ; Смотри и радуйся… ; В ожидании праздника ; Гармония стиля - Евгений Иванович Носов"

Жизнь перед ней безвинно виновата

За то, что так рисунком непроста.

Партия избрала нас, писателей, себе в помощники по духовному воспитанию народа. Планы партии вдохновляющи, задуманное ею грандиозно. Вот почему мы должны быть выше всяких школ и школок, выше надуманных и мелочных противостояний. Вот почему мы обязаны объединить свои силы для воплощения в жизнь общенародных чаяний.

1980

Проблемы «провинциального» писателя

На нашей курской земле существует какая-то тайна: не заводится у нас литературная грибница. Писательская организация есть, в ней тринадцать человек, средний возраст — пятьдесят семь лет. Давно создано и литературное объединение. Правда, литературное объединение сначала было не «чисто курским», входили в него Брянск, Тула, Орел. Но центр был у нас, сюда приезжали на собрания, потому что тут было мощное, еще довоенное ядро. Позже начался процесс отпочкования, мы все стали самостоятельными.

Курскую область в стране знают. Она производит железную руду, сахар, электроэнергию, но главная статья нашего экспорта, как ни странно, — рабочая сила. Мы до сих пор даем объявления по переселению, несмотря на то, что сами испытываем дефицит в рабочих руках и приглашаем на КМА молодежь {32} из других союзных республик. Однако в Карелии, Калининграде, на Дальнем Востоке, на Камчатке — курянин на курянине. И молодые писатели не исключение. Они начинают с азов, с кружков, мы их поддерживаем, а как только становятся на ноги, возникают проблемы с квартирами, трудоустройством, публикациями. Мы упираемся в простые житейские вещи и помощи у власти предержащей часто не находим. Недавно был случай: приняли человека в Союз писателей, встал вопрос, чтобы он переехал из района в областной центр. Идем к начальству просить квартиру, получаем отказ. Что ж, молодой писатель уехал из области, нашел себе другое место жительства. Много рассеялось наших: Убогий, Трошин, Евсеенко — это только за последние годы. Иван Евсеенко у нас учился в педагогическом институте, писал стихи, пробовал писать прозу. Как-то пришел с рассказом «Сено». Звонкий рассказ получился, просторный. С ним он поехал в Москву. Залыгин сразу взял его в Литературный институт. После Литинститута Евсеенко вернулся в Курск, у него семья здесь, но не встретил понимания… Помыкался, помыкался и уехал. Теперь заведует отделом в журнале «Подъем», печатается, его имя на слуху.

Такое отношение у нас не только к молодым писателям. С Овечкиным и то проблема. Очень долго ходили по разным инстанциям, чтобы назвать улицу его именем. Но нам не то чтобы отказывали, но упорно отмалчивались. Напишем бумагу, изложим соображения — а бумагу под сукно. И с Овечкинскими чтениями тоже шло со скрипом, опасались, вдруг они выльются неизвестно во что.

Нельзя вокруг памяти Валентина Владимировича Овечкина взяться за руки и танцевать какие-то лялюшки. Не тот это человек. И мы не вправе его забывать: принципиальные вопросы, которые он поднимал в своих произведениях, к сожалению, временем еще не сняты. И не секрет, что некоторым ох как не хочется до сих пор вспоминать об Овечкине.

У нас в здании писательской организации стоит бюст Овечкина. А ведь место ему на улице, чтобы люди видели, могли поклониться. Он всей своей судьбой заслужил это. Бюст к установке готов. Мы нашли его в художественном фонде, в хламе, стоял никому не нужный. Почему его не выставил художник в свое время? Нельзя было, это Овечкин, он стрелялся. Би-би-си передавала, что он стрелялся. Мы с Голубевым раскопали этот бюст, притащили сюда, и, как беглый в посольстве, скрывается он у нас. Значит, кое-кому до сих пор спокойнее не привлекать внимания к имени писателя-коммуниста Валентина Овечкина, не тревожить его взрывоопасных для бюрократов идей.

*

В годы застоя у многих молодых было отбито желание заниматься литературой, потому что они не могли себя реализовать.

Да и жалкое зрелище — жизнь провинциального писателя. Это особая жизнь, немосковская. Читаю рецензию на фильм о Ломоносове {33}, начинается она с того, что в те давние времена все зависело от того, как поведет бровью стоящий над тобой, от кого ты зависим… А в провинции много ли изменилось? Вот как поведет бровью высшее областное начальство, так и определится твоя судьба. Причем бровь эта всегда очень пристально наблюдает, как бы чего писатель не выкинул. Наше государство устроено централизованно, и все ориентированы на Москву. Поэтому если писатель живет в области, то местное начальство, как правило, его не признает писателем качественным. Раз ты живешь на периферии, раз ты не в Москве, значит, ты — Ванька. Очень надеюсь, что произойдут перемены, двери приоткроются. Начинают приоткрываться. Но все же нас, писателей, держат на определенном расстоянии. Числимся на уровне обыкновенных чиновников: одни, допустим, по почтовому, а эти по писательскому ведомству, но не больше. Эдакие областные писари.

У нас в Курске писатели — люди немолодые: шесть участников войны, инвалидов трое. Я, кстати, не инвалид, хотя и покуроченный на фронте, но не хочу ходить, шапку ломать. За других пошел, по простому житейскому делу. В магазинах очереди, с продуктами тяжело, писатели старые, у них больные жены. Женщины как-то быстрее выходят из строя, мужики крепче, а на женщинах — и базар, и стирка, и внуки. Так вот, попросил я за них: прикрепите куда-нибудь — ни красной, ни черной икры, никаких изысков не надо, кусок мяса, скажем, ну, творога… Говорят: вам дашь, тогда и художники придут, актеры — на всех не напасешься…

Курские писатели — люди не зажиточные, вынуждены жить таким циклом — через семь лет одна книжка. Трудновато. С базара не прокормишься.

Сошлюсь на свой пример. Полмиллиона в год дают мои книжки государству чистой прибыли, и не требую я ни станка, ни экономистов, ни электроэнергии, ничего — только тишина и лист бумаги. Ну, представьте, корова чистой голландской породы, а сена ей не дают. Что же с нее молока-то требовать…

Нет пророка в своем Отечестве… {34} А стоит кому-то из Москвы появиться, проездом в Саратов, его в обкоме партии принимают. Как же — московский литератор!

Или приезжает делегация — человек шесть-семь, посещает наш местный союз, а в обком пойдем — начинается сортировка: вы проходите, а вас не надо. С ними беседуют, а мы возле дверей на улице ждем.

Когда говорим, что в Весьегонске или Старице издавались журналы, то и Москву не грех вспомнить. Двадцать детских изданий было, а сейчас остались «Мурзилка» и «Веселые картинки». Стыдно. Раньше на все сословия выходили журналы,