Читать книгу - "Граничные хроники. В преддверии бури - Ирина Мартыненко"

Да, женщина все еще далека от того единственного будущего, что ей уготовано, но Бор видел, что чем больше проходило времени, с тех пор как он впервые узнал о ее состоянии, тем хуже ей становилось. Неизлечимая болезнь все сильнее подтачивала ее. Бромур Туркун понимал это не хуже других. Поговаривали, что уже недалеко до того момента, когда пророчицу, как и многих до нее, придется заточить, во избежание худшего. И для нее и для других. Безопасность Гильдии Ветра превыше всего.

– Все хорошо, все хорошо, все хорошо… – повторял и повторял Бор, стараясь хоть немного облегчить ее ослепшее горе.

Рыба, Луана Поленица… Сколько их, тех, кого так покалечила Изнанка? Сколько их было? Сколько будет? Командор не знал ответа на этот вопрос. О таком у них не принято было говорить вслух.

Пророчица… Пророчица ли?

Просто несчастная, обреченная блуждать среди осколков своей собственной памяти. Границ времени для нее теперь уже не существовало. Потому порой она говорила о том, что могло произойти, а порой о том, что уже происходило. Увы, ее слова не всегда имели смысл, ведь видения реальностей в ее голове временами так сильно путались с ее собственной фантазией, что она уже не могла отличить одно от другого. Разрушительная сила жестоко отправляла плутать ее по лабиринтам подсознания, лишив ее разума. Оттого и говорила она, как древние вестники судьбы: урывками оживших снов, лоскутами возможностей да ленной неопределенностью. И видела не только свою жизнь. Та была слишком коротка, да и вряд ли смогла вместить в себя столько цветных осколков чужих судеб. Тень дала ей возможность заглянуть за грань, словно повторяя вновь и вновь – времени не существует. Нет той границы, что отделяет прошлое от будущего. Да, путники умели обманывать время там, на Изнанке, но вот здесь, в обычной реальности, уже никого не обманешь. Здесь всегда были мгновения. Зыбкие стуки часов. Отрывисто короткие секунды. Но для Рыбы уже ничего не было. Ее тело все еще жило по законам мироздания, но изуродованная Изнанкой душа уже присоединилась к тому незримому потоку небытия, из которого создана была пепельная земля.

– Они ворвутся, – словно осенний ветер затеребил занавески, так глухо и непривычно заскрежетал ее голос. – С востока… С Волной… Кровь прольется на замшелые отроги Белого Града… Близится час Буревестника… Истины сломают свои замки… Волна сметет их… Она уничтожит все… Древние падут на колени перед ней… А те, кто идет за ними, – умрет… И не будет конца горю и небесному гневу… Реки… Кровавые реки потекут отовсюду… Мор… Голод… Тьма… И не будет им больше конца… Волна сметет все… Сильнее… Страшнее… Скрижали холода сотрут Белый Град… Уничтожат все то, что по правый берег Тумана… Так холодно… Так страшно… И… И…

Из глотки Рыбы послышались сиплые, отчаянные хрипы. Они душили ее. Изнутри. Бор, пораженный тем странным чувством причастности к чему-то важному, не мог оторвать глаз от нее. Словно легкий утренний морозец пробежал по всему его телу.

– Грозовая Башня… – еле слышно шелестят ее сухие губы. – Там то, что сможет остановить конец… Сможет… Остановить…

Ее рука осторожно касается плеча командора, а глубокие темно-зеленые глаза приобретают неожиданную чистоту. Едва ли Бор успел удивиться, когда все внезапно меркнет. Мягкая, едва ли не невесомая ладонь скользит вниз и безвольно повисает, а сама женщина, опустив голову, невидящим взором уже смотрит вглубь, вовнутрь. Теперь уже совершенно пустая. Иссякшая. Со спутанными ломкими волосами. Осунувшаяся. Хрупкая, точно старая фарфоровая ваза, обернутая в простую больничную одежду, она исчезает в безвременье, оставив четкий контур формы, бренно обязанный все еще существовать.

Вот так просто. Так непереносимо сложно. Звуки исчезают из кабинета Бора, а сам он едва ли в состоянии нарушить незримую тишину.

Он совершенно не мог себе представить, сколько времени прошло, пока он не очнулся от странного оцепенения, разбуженный чужим присутствием.

– Командор Туркун? – позади него хлопнула дверь, раздались тяжелые, отдающие чугуном шаги. – Как она?

Говорить имена не имеет смысла. Путь слишком мал. Узкий мир, удерживаемый Катариной, до тошноты ясен каждому из истинных.

– Она уже успокоилась, – не оборачиваясь, отвечает вошедшему Бор. – Спасибо, что пришел сам, Большой Том.

– Ну, по мне, так это в порядке вещей.

Темнокожий лекарь незаметно появился рядом, принимая ломкую ношу из рук Бромура. Осторожно прикасаясь к ней. Как к невиданной диковине.

– Сбежала в этом гаме, – негромко сетует командору Большой Том. – Недосмотрели. Союзники, наверное. А может, и кто-то из наших. Не знаю, точно. Давно она у тебя?

– Да не особо.

Длинный рукав с легкостью задирается по локоть, и тонкая игла уже входит в вену. Рыба совершенно не обращает на старания лекаря никакого внимания. Ее дух далеко и вряд ли так быстро вернется на эту землю.

– Успокоительное. С прошлой недели пришлось увеличить дозу. Не самый лучший расклад, я бы тебе сказал, командор. Но что прикажешь делать?

– Неужели все так плохо?

– Эх… – вместо ответа тяжело вздохнул тот. – А ну-ка, помоги мне, дружок.

Бор отступает. На его месте двое помощников Большого Тома ловко укладывают Рыбу на носилки. Быстро и мастерски. Этого у них не отнимешь. Уносят ее прочь. В анибус. В медицинское крыло. Ради спасения. Командор чувствует, что иначе нельзя. Немое решение о ее судьбе известно и лекарю. Он сумрачно молчалив. Не похоже это на Большого Тома. Неправильно.

– Как Лакана? – негромко спрашивает Бромур, пытаясь тем самым отвлечься от невеселых мыслей.

– Ничего, – нехотя отвечает ему путник. – Попустило вроде.

– Вот как?

– Куда ж она денется, – невесело сказал лекарь. – Пути из Пути нет. Прости за тавтологию, командор, но по-другому и не скажешь.

– Понимаю.

– Сам-то ты как? Надеюсь, Рыба тебе неудобств не доставила?

– Нет, что вы. Все хорошо, – такими знакомыми словами ответил ему командор, а потом как то уж совсем неловко поинтересовался: – Сколько?

Большой Том понял того сразу. Он точно потемнел в лице, но все же ответил:

– Хорошо, если еще пару лет.

– Вот как, – тихо проговорил Бор.

Звук от его слов эхом прогрохотал в самом сердце человека. Раскатисто отразился в мириадах воспоминаний, исчезая где-то в топком небытие. В том неотвратимом и безрадостном будущем, уготованном каждому из тех, кто ступил на далекую пепельную землю вечного ветра.

Большой Том уже ушел, а Бромур Туркун все никак не мог выкинуть произошедшего из головы. В глубине души он понимал, что его просто пугала такая участь. Страшила. Вот только поменять ее он не мог. Не в этой жизни. Ни в какой-либо другой.

А ведь прав был лекарь: «Пути из Пути нет».

20:45

Старый добрый Лабиринт уже понемногу замирал. Успокаивался, перестраиваясь к вечернему отдохновению.