Читать книгу - "Обнаженная натура - Владислав Артемов"

Затосковал Родионов, сутками лежал на диване и думал, думал, о чем же так тоскует его душа и никак не мог вспомнить. Иногда заходил Юра.

— Хреновый, Паша, у тебя организм. Что толку лежать? Не пьешь, так делал бы что-нибудь, двигался, что ли…

— Нет смысла, — отвечал с дивана Родионов, — двигайся, не двигайся, все равно ничего не изменишь по-существу. Все само собою развивается, независимо от наших усилий.

— Под лежачий камень вода не течет. — настаивал Юра. — А ты лежишь лежмя…

— Я лежу, а время все равно движется, события происходят, волны шумят, вечер наступает… — тут Пашка замолкал, словно бы прислушиваясь к шуму далеких волн. Юра тоже поневоле прислушивался, но слышал только звяк тарелок на кухне.

— Странный ты человек, Паша, — с сожалением произносил Юра. — Женился бы, что ли, семью завел…

— Все суета, — тихо отвечал Родионов. — Мне теперь думать надо, вспоминать… Я уже привык.

— Ну думай, — соглашался Юра. — Надумаешь выпить, заходи…

А на кухне Микола рассказывал:

— Догоносый такой, с залысинами. Глаза слезятся, красные. А я гляжу, сидит, подлюка, на елке, ровно соловей-разбойник, целится в нашу сторону… Я подошел так неприметно, он и не видит. Я ж говорю, в трубочку смотрит, ноги раскорячил на сучьях. Там и гнездо у него свито, тряпья какого-то настелил… Я воздуху набрал полную грудь, как крикну: «Га!» — он и дрыгнулся, покатился с ветки на ветку. Успел только крякнуть. Ногами посучил-посучил и кончился. Мне и жалко его, лежит гадина, шея длинная, голая, пальцы скрючил… А как глянул на его ружье, там на прикладе семнадцать засечек, смекаешь? Эх ты, думаю, нехристь. Что ж ты, думаю, подлая твоя душа… Нет бы в открытом бою воевать. Все-то они норовят из норы какой-нибудь ужалить. Что американцы эти со своими лазерами, хрен их достанешь честной рукой. Нагадят издалека и ушмыгнут… Там я его и зарыл под елкой. Лежи, думаю, где свалился…

— А не Макс ли то Ундер наш? — задумалась Вера Егоровна. — Его описание, точь-в-точь… Он нас-то всегда ненавидел, прямо не говорил, но иной раз не выдерживал, намекал «не люблю, дескать, я это ваше русское быдло!»

— А мне вот что позавчера, — спохватывался Василий Фомич, — не пойму! Принесли шкуру, выделай, дед… Это, мол, шкура редкого зверя — филина. А филин-то птица! Я пощупал — шкура битая, в дырьях. Странно, думаю. Ни перьев, ничего. Шерсть вроде как у кабана, без подшерстка. И вся в дырьях, ровно из картечи стреляная… А не чертова ли то была кожа?

«Эге, — подумал Пашка, — вот тебе и филин…»

— А на севере дыру пробурили, — вступал Степаныч. — Ты вот про дырья начал, я и вспомнил. Так вот дыру просверлили внутрь земли, а оттуда как сиганет что-то. Вопль такой, дым…

— Интересный феномен… — задумался Кузьма Захарьевич.