Читать книгу - "Пляжная музыка - Пэт Конрой"

Маргарет пошла к реке и подобрала камень величиной с детский башмак. Как раз то, что нужно по весу, размеру и форме. Она велела детям забраться в повозку и постараться устроиться поудобнее среди груды белья и одежды и хоть немного поспать. Джуд тут же провалился в сон, а Люси только делала вид, что спит, а сама внимательно следила за тем, как мать возвращается обратно в дом, туда, где горел свет, туда, где Люси почерпнула основные знания об отношениях мужчин и женщин и о том, в какой форме они могут проявляться, знания, которые она пронесла через всю свою жизнь.

Эй-Джей Диллард проснулся от ужасной боли в укушенных змеей местах: яд причинял ему жуткие мучения, хотя и не смог убить его. Виски ослабило действие яда еще до того, как Эй-Джей отрубился, едва дойдя до кровати. Когда он очнулся от тяжелого, беспокойного сна, во рту было сухо и ему отчаянно хотелось пить. Ощущение было такое, будто он наелся песка; он зарыдал, почувствовав, как горят его раны, попытался перевернуться на другой бок и понял, что не может, так как шея его была туго стянута веревкой. Он стал выкрикивать имя жены, но потом сильно пожалел, что та откликнулась на его зов.

— Развяжи меня, женщина, — приказал он, когда Маргарет тенью скользнула в комнату.

Он был слишком ослеплен болью, чтобы обращать внимание на детали, а одной из этих деталей был камень в ее руке, которого он поначалу даже не заметил.

— И тогда-то я смогу наконец прикончить тебя. А потом девчонку, посадившую на меня змею.

— С этой кровати ты уже никогда не встанешь, — сказала женщина, подходя поближе.

— Коли уж собралась меня убить, то дай сначала хотя бы глоток воды.

— Там, куда ты сейчас отправишься, вода тебе не понадобится, — мрачно ухмыльнулась Маргарет.

Она забралась на кровать, уселась ему на грудь, обхватив ногами, и пристально посмотрела ему в глаза.

— Да, здорово я тебя отделал, — рассмеялся он, превозмогая боль.

— Да, здорово, но это в последний раз, — сказала жена и ударила его по голове камнем.

Эй-Джей дико закричал, но второй удар выбил ему верхние зубы. Она все била и била его по лицу до тех пор, пока то, что осталось, и лицом-то трудно было назвать. Оно было покрыто кровью, соплями и слезами. Люси смотрела на все это, пока могла, пока могла выносить жалобные вопли отца. Он все твердил, что больше не будет, что он еще не готов уйти из этой жизни и предстать перед лицом Господа, который обрушит на него весь Свой гнев. И чем больше крови он терял, тем более набожным становился и тем более своими речами напоминал Боя Томми.

Люси кинулась к матери и попыталась оттащить ее от отца, но женщина была в такой слепой ярости, что уже не слышала никаких уговоров. Она снова и снова опускала камень на лицо мужа, пока у нее не устала рука. И только потом она подошла к бочке с водой и смыла с рук и лица все следы его крови.

Потом мать начала поливать керосином сосновый пол, занавески и самодельную мебель, без жалости и сожаления. В отличие от Люси, которая не поняла, зачем матери надо поливать керосином стол и шкаф, отец ее прекрасно все понял и начал судорожно биться на кровати, пытаясь ослабить узлы веревки. Эй-Джею даже удалось слегка приподнять кровать, и она медленно, дюйм за дюймом, двигалась по комнате, и тогда Маргарет вылила на него остатки керосина.

— У тебя кишка тонка, — заорал Эй-Джей, который, к своему несчастью, плохо представлял, на что способна женщина, годами копившая обиду в тайниках поруганной женской души.

Уже стоя на пороге, Маргарет Диллард повернулась, чтобы попрощаться со своим мужем.

— Поцелуй за меня Сатану, Эй-Джей. — И с этими словами она швырнула лампу в комнату и побежала к повозке.

Крики умирающего отца преследовали Люси, пока они ехали по долине Хорспасчер, и еще долго стояли в ушах, когда они тащились по длинной грязной дороге через горы в сторону Сенеки, Южная Каролина. Дом стоял в стороне, пожара никто не видел, как не слышал и страшных криков Эй-Джея. Мать, похоже, уже и думать забыла о доме и муже и целиком сосредоточилась на том, чтобы мул не свалился с узкой тропы.

И во время этого путешествия, а точнее, бегства из мест, где Маргарет провела каждый час своей жизни, не видя ничего, кроме гор, они, сами того не ожидая, столкнулись с человеческой добротой. Фермерские жены, не понаслышке знающие об одиночестве, нутром понимали, что заставило эту женщину с разбитым лицом постучаться в их дверь с просьбой подать хоть какой-нибудь еды. Они кормили ее яйцами, молоком и сыром, потому что она была женщиной и потому что у нее было двое детей. К мужчине, странствующему в одиночестве, они не были бы так добры.

Целый месяц Маргарет скиталась с детьми по проселочным дорогам, иногда заезжая в небольшие городишки Южной Каролины, но так и не смогла придумать ничего путного. Как-то раз на ферме под Клинтоном, Южная Каролина, она увидела свое отражение в зеркале и горько зарыдала, поняв, какой непоправимый ущерб причинил ей Эй-Джей. Когда-то она очень гордилась своей красотой, а теперь испытывала тот особый стыд, который уродство гарантирует без дополнительной платы. Она не верила, что кто-то может влюбиться в женщину с таким обезображенным, бесформенным лицом. Если уж ей самой было противно смотреть на себя в зеркало, то как она могла надеяться привлечь внимание достойного и добросердечного мужчины. А поскольку у нее не было четкого представления о том, что делать или где обосноваться, она продолжала подстегивать своего мула, переезжая из города в город в надежде на чудо. Никакого чуда для Маргарет Диллард и ее детей не произошло, и возле Ньюберри ее мул просто сдох.

И уже в следующем городишке под названием Даффордвилл она привела детей к воротам сиротского приюта под эгидой протестантской церкви, где всем заправляли миссионеры, несущие слово Божье африканским племенам в районе Сахары. Заведение это было расположено на дороге между Ньюберри и Просперити. Городишко, в архитектуре и планировке которого не было даже намека на тщеславие, тянулся вдоль железнодорожных путей, и все дома в нем носили печать безликой однообразности, которую любят напускать на себя небольшие города в надежде, что несчастья обойдут их стороной. Маргарет тотчас же определила главное здание — двухэтажное деревянное строение с окнами без ставней и двумя некрашеными дорическими колоннами, подпиравшими дом, словно костыли.

— Они принимают сирот, — сказала детям Маргарет. — Тут вы и будете жить.

— Но у нас же есть ты! — заплакала Люси. — У нас есть мать.

— Я знаю, — отрешенно ответила Маргарет.

В ту ночь они разбили лагерь под железнодорожным мостом, развели огонь, который хоть чуть-чуть согрел их, а Маргарет скормила детям остатки еды, которые ей удалось сберечь. Нерешительность окончательно сокрушила ее, и она уже мечтала об избавлении. Всю жизнь она усердно молилась, а в ответ получила только сдохшего мула и усталое, износившееся сердце. Маргарет Диллард спела детям колыбельную и прошептала им, что лица их прекрасны в свете костра. Когда они уснули, она поцеловала их и укрыла своим одеялом, а затем повесилась на обрывке веревки. Она считала свою смерть последним единственным подарком, который могла сделать своим детям. И, проснувшись, дети обнаружили этот подарок.