Читать книгу - "Махавира - Александр Поехавший"

покатил рохлю с грузом в гнетущем ожидании, что они подзовут меня… Всё обошлось, охранники удалились, мой анальный сфинктер по чуть-чуть начал разжиматься. За смену мне всё равно залепили ноль, ибо я расхерачил ящик знаменитой стеклянной минералки на глазах у безжалостного бригадира.

Неуверенно стояла достаточно сырая и морозная погода зимне-весеннего перехода. На внутренней стороне бедра ближе к паху вынырнул жуткий чирий. Он вскрылся и из него постоянно текло вниз по ноге. Я ни разу не постирал ни робу, ни постель. Женщины-соседки по работе, ужасающее тупейшее быдло на уровне скотины из глубокой провинции иногда выпивали, хотя они трудились погано, не выполняли план и зарабатывали большое количество вычетов за косяки при комплектовке. Я очень плохо себя чувствовал: сороковой день адской вахты без выходных. В душе при споласкивании одна пьяная женщина выключала мне свет. На третий раз я мокрый вышел и настоятельно попросил её этого не делать. Как только она меня не оскорбляла, куда только не посылала и все эти женщины, что были с ней рядом были очень довольны этим и ни одна не заткнула ей рот.

Разгоралась мировая эпидемия вируса. Всех заставили носить маски. Стало ещё тяжелее. На одной из полок я нашёл спрессованную спирулину. Это было именно то, что мне нужно. Я забивал этой полезной зеленью передний кармашек робы и каждый час выпивал по несколько колёс внутрь. На обеденном перерыве, когда покидаешь пределы склада нужно было всегда выворачивать все карманы при проходе через рамку и охранников.

До конца вахты оставалось десять дней. На контроле прямо перед наклонившимся лицом молодого охранника я оттянул кармашек на груди и оттуда как посыпалось. Это был до такой степени дичайший и несусветный провал, что я даже не успел испугаться и понять, что стряслось. Ошалевший парень дрожащим голосом спросил, что это только что было. Я спокойно присел, собрал всё обратно, встал и ответил, что это мои таблетки и я их пью. Эти миллисекунды, что мы молча стояли и смотрели друг на друга были нечтом. Он заметно колебался, новенький молодой охранник, он стоял один и тут к нему подошёл другой, посланный потусторонними силами и отвлёк чем-то. Я спокойно прошёл рамку, завернул за угол и тут меня накрыло. Это было как бы когда два провода на атомной бомбе и ты угадал какой перерезать или прыгнул с девятиэтажки и затормозился ветками и ещё и попал в сугроб. Если бы на его месте был опытный, что зашиб бы за меня премию, если бы к нему не подошёл коллега, если бы я запаниковал и потерял бдительность. Я быстро очухался, по стенке с ватными ногами доплёлся до туалета и высыпал всё ворованное в сливную бездну.

На возвратном пути я прошёл мимо того же парня как ни в чём ни бывало. Мне очень-преочень повезло. Но это было воистину незабываемо, особенно то, как среагировало сердце при совершенно невозмутимом рассудке. Обычно я не слышал, как оно бьётся и имелось ли оно, даже когда придавливал ладонь к груди. Я был ещё немножко жив, но это ненадолго. Остаток дня я несколько раз твердил себе, что всё, после такого завязал с хищением в свой желудок товара до конца собачьей вахты.

Терпеть пришлось недолго. Каждую неделю из Москвы регулярно приезжали новые группы вахтовиков, из которых большая половина сбегала на первых днях. Я являл собой ярчайший пример человеческой деструктивности. На последней неделе мои обороты пожирания товара постепенно восстановились. Я впервые увидел, как вели парня на выход, чтобы вышвырнуть его за периметр. Он был новенький и каким-то чудом не охранники, а офисные сотрудники засекли, что он жрал шоколадку в туалете. Возможно, он хрустел обёрткой или громко жевал. У меня же несколько раз высыпалась на пол спирулина и разлеталась по всем углам, когда садился срать и спускал комбинезон вниз, кармашек на груди тоже переворачивался. Я хрустел обёрткой не то, что на весь туалет, а на весь холодильник или место для хранения сладостей. Кто-то проронил, что на этаже шоколадок и орехов установили скрытую камеру, а я там жрал не отходя от кассы. На свой страх и риск я похавал в трёх разных местах помещения. Меня пронесло, мина возмездия не сдетонировала. Стал хавать только в этих проверенных участках.

В самом конце к незаживающему чирию, на рычаг похожим прибавился острый отит левого уха. Жутко трещала голова и стреляло так больно, что вырывало голову. Нельзя было прерывать вахту, тогда заплатят половину. Я умолял дать выходные, у меня их накопилось на целую неделю. Бригадир мне решительно отказал, некому было работать, многие сбежали, а также я был шустрее всех в комплектовке.

С нами трудился Вован. Вся наша бригада знала, что он жрал товар, причём всё подряд: консервы, огромные пачки с выпечкой. У него всегда было грустное лицо и эта незабываемая фамилия. Вован Погибельный спокойно стоял и жевал с бесстрастным лицом в зоне большого скопления народу, где ставят ящики с товаром на контейнер. Я, как завороженный стоял напротив и не мог оторваться от его лица. В этом месте ходили и бригадиры, и охранники, кто угодно, Вован так же, как и я работал второй месяц последние дни. Наши взгляды встретились, он резко прекратил работать челюстями. Я впервые в жизни увидел героя моего времени. Вован Погибельный очень медленно работал и каждый день при возвращении в вахтовом пазике отхватывал от буйного бригадира. Нельзя было понять задевало его это или нет, он всегда выглядел печальным, даже когда смеялся или улыбался. Его губы, глаза, прыщи, походка, телосложение и эта фамилия: всё было крайне унылым, но это ему так чертовски шло. Я подошёл к нему, он сжимал в руке вскрытую пачку орешков со сгущёнкой. Вован без палева предложил мне поесть с ним. Он заработал ещё меньше, чем я, меньше всех, а если бы его поймали.

В кошмарную ночь перед заключительным, шестидесятым днём вахты без выходных-проходных я поклялся не пожирать товар. Обезболивающее уже не помогало. По счастливой случайности мне на весь прощальный день выпадала зона воды с неприподъёмными баклахами. В перерывах я бегал в отдел игрушек доедать заначку из протеиновых батончиков, не зря же я их таскал туда. На собрании после смены бригадир публично объявил мне особую благодарность, как одному из самых результативных рабочих. Сквозь головную боль, высокую температуру и боль в ноге я сухо улыбнулся. Меня не поймали, хотя я уничтожил товара на сумму превышающую величину моей