Читать книгу - "Большая охота на акул - Хантер С. Томпсон"

Потом квартет братьев Хиббард, худые лица горцев и толстенные запястья, торчащие из габардиновых рукавов: «Ох, как повеселимся на небесах…»

Шепоток одобрения в аудитории. В задней части помещения загорается вспышка. Шоу набирает обороты. К микрофону выходят сестры Фармер с бойкой версией «You are the reason».

* * *

Несколько одобрительных криков из толпы, краткий риф на скрипочке от мужика возле пианино, потом кто-то поднимает руку, прося тишины. Время рекламы.

– Вот эта будет длинная,- говорит ведущий, глядя в желтый сценарий. – Поэтому давайте дадим ее всю разом и отвяжемся.

Смешки из зала. Все ухмыляются, когда ведущий очень серьезно зачитывает рекламу в микрофон, который донесет ее звук один Господь Всемогущий знает куда.

* * *

Закончив, ведущий с облегчением вздыхает – тоже в микрофон. Всеобщий смех, и шоу идет своим чередом. Тем временем «Greenbriar boys» настраивают инструменты у «Герды»: через несколько часов там выстоится длинная чопорная очередь, жадная до последней сенсации кантри.

В графстве Рок-Кастл половина десятого и «старый кентуккийский амбарный пляс» закончен до следующей недели. Лишь несколько человек остается в студии. Один – Джон Лэйр, уроженец здешних мест и в прошлом диск-жокей, который вернулся из Чикаго, чтобы принести известность Ренфро-вэлли. Здесь начинал Ред Фоули. И «Coon Creek sisters» – они родом из деревушки в холмах под названием Крепче-защепи-их-Холлер.

* * *

Выражение «пырейная музыка» Лэйра искренне озадачивает. Он считает, тут какая-то ошибка.

– Это ж старая добрая музыка гор, – утверждает он. – Та самая, которую играют больше ста лет. – Усмехаясь, он качает головой. – Только попробуй обозвать ее «пырейной музычкой» в Лексингтоне, такая драка будет!

Лэйр прощается и уходит домой. Стоянка снаружи почти пуста. У приезжего лишь два варианта: ехать в Лексингтон перекусить и, возможно, подраться либо спешить в ближайший мотель.

* * *

В нескольких милях по шоссе – городок под названием Николасвиль, где владельцы мотелей после того, что считают приличным часом, даже к двери не подходят. Когда я остановил прохожего и спросил почему, он сказал, что он шеф полиции и предложил сдать мне койку в своем доме.

Я вернулся к мотелю, прошел в контору, зажег свет и, сняв с крючка ключ, сам нашел номер. На следующее утро понадобилось двадцать минут, чтобы найти, кому заплатить, а тогда мне сказали, что в будущем мне тут будут не рады, потому что машина у меня с луисвилльскими номерами. Тут городских мальчиков не любят, особенно когда те шляются по ночам.

Если, проезжая через Кентукки, планируете заночевать, вселяйтесь в номер пораньше. А если перед сном хотите пунша, помните, что в восьмидесяти шести из ста двадцати графств местные не пьют ни капли – пока не заведете себе друзей. Забегаловки с алкоголем редки, и от одной до другой далеко, и непредусмотрительный обычно ложится спать трезвым.

Утра зимой хмурые. Просыпаясь, почти всегда видишь серое небо и добрый сельский завтрак: жареные сосиски или бекон, яичница, жареная картошка и тарелка бисквитов с маслом и яблочным джемом. Потом, после нескольких чашек кофе, двигаешь дальше.

Куда бы ты ни направлялся – на север, через сердце «Пырейного штата», на запад, через Луисвилль, на восток в горы или на юг к Теннеси, – чтобы попасть на место, долго едешь по холодному голому краю.

На узких шоссе не разгонишься, полно времени смотреть на белые заборы и размышлять, что такого находят пожевать коровы на замерзших полях. Уйма времени слушать проповеди по радио или одинокие выстрелы из обреза где-то в стороне от дороги.

В «Пырейном штате» некуда торопиться, особенно зимой, когда деревья голые, сараи побелели от инея, а большинство местных сидят у печек.

Chicago Tribune, 18 февраля, 1962