Читать книгу - "Монахини и солдаты - Айрис Мердок"

Гертруда вышла, унося с собой бутылки. Когда ее шаги затихли внизу, Анна заставила себя встать, дотащилась до ванной и попыталась вызвать рвоту. Но не смогла.

— Как Анна? — спросил Граф.

— У нее страшно болит голова, — ответила Гертруда. Поставила бутылки и забыла о них.

— Могу я… могу я налить вам, Гертруда?

— Я сама. — Гертруда плеснула себе виски. — Будете?

— Да… пожалуй… чуточку виски… в виде исключения, день такой…

— Вы становитесь настоящим пьяницей, Граф.

— Не зажечь ли нам свет?

— Подождите, давайте посмотрим в окно.

Они со стаканами в руках подошли к окну. Даже вечером скалы продолжали улавливать слабый свет и серели на фоне темного неба. Их склоны, утратившие неравномерное мерцание, казалось, медленно двигались вверх и вниз в вертикальных пазах. В долине лежал плотный шелковистый подводный полумрак, и можно было различить горизонтально вытянутые напряженные кроны ив и оливковых деревьев, струящиеся на ветру, струящиеся бесшумно, поскольку рев ветра заглушал каждый звук.

— Какой жуткий вой.

— Посмотрите на бедные деревья.

— А терраса, смотрите!

По террасе мелким стремительным потоком неслась листва, среди которой, отставая, двигались мелкие и крупные ветки и даже как будто камни. Несколько плетеных кресел исчезли. Подальше ветер двигался сплошной стеной между домом и скалами.

— Надеюсь, это не черепица с крыши.

— Мы услышали бы, как ее срывает.

— Не в таком шуме.

— Боже, что это?

Раздался скрежет, и что-то сильно ударило в стену дома.

— Пойду взгляну, — сказала Гертруда.

— Не выходите в стеклянные двери! Лучше через арку. Я пойду с вами. Подождите, придержу дверь!

Они кое-как сладили с дверью, вышли и захлопнули ее за собой, потом двинулись вдоль террасы, держась поближе к стене дома. Деревянный крытый балкон (который Тим когда-то подпер бревном) обрушился и лежал грудой столбов и виноградных плетей.

— Боже мой, виноград оборвался!

— Похоже, оборвалась только одна плеть… да, лишь эта… отнесем… отнесем виноград в дом?

— Лучше всю плеть целиком… проклятье!..

Борясь с ветром, они потащили ветвь, с трудом просунули сквозь створки двери, бешено рвавшиеся из рук, едва дверь открыли, и занесли длинный, оставлявший след трофей в гостиную. Положили на пол вдоль узкого серванта, под встревоженными девушками Мунка. Гертруда включила свет.

— Какая досада!

— Что за красота!

Сломанный колышущийся стебель изящно улегся на полу. На свету изумрудом блестели листья с прожилками и пушистым, с багровым оттенком, исподом. Зеленые незрелые гроздья мерцали, слегка просвечивая, похожие на маленькие пирамидки из драгоценных камней, подчеркивая классическую неподвижность зубчатых листьев.

— Напоминает виньетки восемнадцатого века.

— Или Фаберже!

— Но виноград еще не созрел, — сказала Гертруда.

— Но теперь, наверное, созреет?

— Не совсем. Во всяком случае, нельзя есть такую красоту. Я опущу этот конец в воду, чтобы подольше не завял. Ох я, бестолковая, надо было утром занести кресла в дом.

— Их же не унесло?

— Унесло. Разве не видите, ни одного не осталось!

— Сходить?..

— Нет-нет, они где-нибудь внизу холма, такое не первый раз случается.

— Хотя бы дождя нет…

— Что это… о нет!

Они бросились в кабинет. Громкий звон известил о том, что треснувшее стекло вдребезги разлетелось. Ветер злобно устремился в неровную дыру.

— Как можно… чем можно заделать окно?

— Тут ничего нельзя сделать, — ответила Гертруда. — Идемте, просто запрем дверь. Господи, это невыносимо, это просто невыносимо!

Она захлопнула дверь, и они вернулись в гостиную.

— Не хотите поужинать, Гертруда? Я бы пригото…

— Нет, а вы поешьте, разогрейте себе супу. Не дрожите, наденьте свитер, я могу одолжить вам один из свитеров Гая.

— О нет…

— Граф, вы такой замерзший и такой худой! Укутайтесь во что-нибудь, хотя бы в одеяло!

— Со мной все в порядке.

Граф надел легкую куртку поверх своей голубой летней рубашки с открытым воротом. Он стоял, подняв плечи, морща лоб, и его длинные руки и костлявые запястья торчали из рукавов, негнущиеся, будто деревянные. Он не мог решить, то ли ему сесть, то ли уйти, он ничего не мог поделать с собой. Слонялся, похожий на марионетку, по такой теперь неуютной, ярко освещенной комнате, отражаясь в черных блестящих окнах, не находя себе места ни в пространстве, ни во времени. Беспомощно смотрел на свои остановившиеся часы. Гертруда с раздражением разглядывала его. Потом повернулась спиной к нему и задернула шторы на окнах. Долина и скалы исчезли. Выдвинула ящик серванта, достала шахматную доску и фигуры. Села, разложила доску и принялась расставлять фигуры, желая проверить, все ли фигуры на месте. Граф беспокойно наблюдал за ней.

Он до сих пор не рассказал Гертруде историю о ее письме и своем разговоре с Тимом и чувствовал, что обязан сделать это. Она не задавала ему вопросов, и дважды, когда он порывался что-то сказать о письме, она обрывала его. «Хорошо-хорошо, хватит». Видимо, поняла все так, что письмо доставлено и осталось без ответа. Однако Граф чувствовал, что должен рассказать ей хотя бы об одной вещи, которую узнал от Тима, и, если будет необходимо, настоять, чтобы Гертруда выслушала.

— Гертруда, я обязан рассказать вам… это займет секунду, и потом я больше не буду надоедать… о Тиме и вашем письме… просто обязан…

— Ну хорошо, — согласилась Гертруда бесцветным голосом, ставя фигуру.

Она подняла воротник халата и подвернула слишком длинные рукава. Граф смотрел на ее загорелые руки.

— Я коротко. Я нашел Тима в его мастерской. Одного… он сказал, что съезжает оттуда. Я передал ему письмо и видел, что он прочитал его, но он ничего не сказал насчет ответа…

— Мне все ясно, — прервала его Гертруда, — к чему пережевывать подробности?

— Я не пережевываю подробности, — ответил Граф почти сердито. — Я хотел сказать вам одно: он уверил меня, что никогда не замышлял содержать на ваши деньги любовницу.

— Он по-прежнему с ней?..

— Да.

— Закончили?

— Вы имеете в виду, все ли я сказал, что должен был? Да. Больше я об этом не упомяну.

Такое впечатление, подумал Граф, будто он хотел сказать что-то в обвинение Тима, а не в его защиту. Наверное, надо было бы продолжить и постараться убедить… нет, не стоит.