Читать книгу - "Черное солнце - Юрий Луговской"

Проснулся он от ярких лучей весеннего солнца. И тут же отметил, что настроение совершенно другое. Эйфория, с которой он засыпал, как в воду канула. Как будто что-то высасывало его жизненные силы. Он вспомнил о психологе, позвонил ему и договорился о консультации. Решено было встретиться у психолога дома. Сергей удивился, что Павел Кочетков наотрез отказался приехать к нему, Сергею, безапелляционно заявив, что принимает только у себя. Сергей Кудрявцев не привык, что ему отказывают в чем-либо, и понял, что перед ним довольно сильная личность со своими убеждениями и приоритетами, для которой все его, Кудрявцева, регалии, все его богатство могут не иметь никакого значения. Что ж, тем лучше. Говорили же, неформал, независимый. Впрочем, не бывает не зависимых от денег людей, в этом Сергей был убежден очень твердо. Однако то, как Павел Кочетков повел себя с ним, человеком, которого все если не боялись, то очень уважали, Сергею Кудрявцеву понравилось. Он понял, что спокойно может доверить Кочеткову проблемы своей психики.

7

— Гудермес — второй по величине город после Грозного, — рассказывал Диме главный врач госпиталя Андрей Эдуардович Веселов, который сдавал ему вахту. — Как вы, наверное, по дороге заметили, Дмитрий Андреевич, он меньше пострадал от войны, чем Грозный. Днем здесь достаточно оживленно, можно гулять, бояться особенно нечего. А вечером выходить нельзя ни в коем случае. Стрельба ночью — здесь обычное дело. И непонятно, кто стреляет. На любой шорох открывается огонь.

Они сидели за большим круглым столом и пили чай. Сначала выпили по сто граммов водки, потом спиртное убрали: пьянство тут не приветствовалось, и хозяева — бригада Центра медицины катастроф, которая отработала два месяца и на следующий день возвращалась домой, — достали два больших торта.

Главный врач смены продолжал вводить нового главного врача — Дмитрия Кочеткова — в курс дела.

— Но вам всем и не придется выходить за территорию госпиталя. Это в общем-то и запрещено. Только вы, как главный врач, будете выезжать в город, с охраной, конечно, чтобы продуктов купить, министерство посетить по разным бюрократическим делам, факс отправить, позвонить. Охрана у нас отличная. Белгородский ОМОН — такие ребята, что, глядя на них, понимаешь, мы не пропадем. Однажды их командир Ваня сказал мне: «Сначала мы ляжем, Андрей Эдуардович, а уж потом вы». Но вы не ляжете, Дмитрий Андреевич. Все будет хорошо. Нас, врачей, здесь все любят. И еду приносят, и об опасности предупреждают, если что готовится.

— А как предупреждают? Кто?

— По чеченской почте. Кто-нибудь из местных жителей или старейшина придет, или милиция местная. Однажды сказали: завтра никуда не выходите, в районе рынка взрыв будет. И точно — взрыв прогремел на рынке, несколько человек погибли, а я как раз за едой в город собирался. Вот так. А меня предупредили, и я не пошел. В общем, нас тут чуть ли не на руках носят. Один чеченец, может, и боевик, не знаю, не интересовался, нам так сказал: «Вы не волнуйтесь, доктор, если что, мы вас в такой аул спрячем, где вас никто не найдет». Я еще, помню, пошутил: ты что, на похищение намекаешь? Но он не понял шутки и обиделся.

Андрей Эдуардович подлил себе чаю. Отхлебнул, поставил кружку и повертел, задумчиво глядя на нее. Потом продолжил:

— Мы же врачи, мы никому не отказываем. Для нас нет политики. Лечим всех, хоть это официально только детский госпиталь. Да, принимаем всех, такая установка у нас, и все нам за это благодарны. А сначала какие-то тетки, заказные наверняка манифестации на улицах устраивали, кричали: не ходите в госпиталь, там чеченским детям вводят ядовитые вакцины и они от этого умирают. Но когда люди разобрались, что нет никаких вакцин, что здесь отличная медицина, бесплатная в отличие от местных больниц, где обязательно надо отблагодарить — на что еще жить местным врачам? — так вот, когда разобрались, к нам стали обращаться в день до двухсот человек. Все идут — матери с детьми, старики, милиция, все.

— И боевики?

— А разве разберешь — кто он: боевик или нет? Да если и боевик, так что? Врач-то все равно оказать помощь обязан. Один раз точно был боевик, мы его лечили, а наши охранники от него не отходили. Потом приходит ко мне старейшина, говорит: доктор Андрей — отчеств они тут не признают, выписывай. Если к субботе не выпишешь, будут отбивать. А скажите, Дмитрий Андреевич, мне это надо? Чтобы у меня из госпиталя боевика отбивали? У меня тут дети лежат раненые. А этому боевику как раз и операцию сделали, можно выписывать. Я звоню в ФСБ: так и так, говорю, надо выписывать. И хорошо, попал на какого-то дурика, новенького, видать. Он говорит: «Ну и выписывай». Я обрадовался и отпустил его. А ко мне потом военное начальство: «Ты что сделал?» Я говорю: «По приказу». «Какому такому приказу?» «ФСБ», — отвечаю. «Что? Да мы тебя под суд за пособничество боевикам!» А разве докажешь, что звонил? Звонок нигде не зафиксирован, да и вообще здесь такой бардак, черт ногу сломит. После вот таких эпизодов вообще работать не хочется, хочется все бросить и уехать. Но это минуты слабости. Вы не волнуйтесь, Дмитрий Андреевич. Свет, налей нам еще чайку.

Молодая симпатичная медсестра из Воронежа принесла только что вскипевший чайник и долила врачам. Вся бригада Веселова уезжала, и только Света оставалась работать на следующую смену — она приехала сюда недавно, свой срок еще не отработала.

— Бардак, говорите? А в чем бардак? — спросил Дима, он хотел выяснить все сложные моменты сразу, чтобы потом они не были для него неожиданными. Медсестра подлила ему кипятку, и он с наслаждением отхлебнул чай с мятой и душицей. — Ох, как вкусно! Где такой чай берете?

— Да мы здесь изощряемся в чаях. На рынке всякие травы покупаю. Я вам оставлю, попьете. В чем бардак, спрашиваете? А в том, что непонятно, кто с кем воюет. Здесь столько сторон. Считайте: боевики — раз. Бандиты — два. Бандиты и боевики — совсем не одно и то же: боевики — они же бородачи, ваххабиты, и наемники у них, как правило, молодые чеченские ребята от пятнадцати до двадцати лет. Местная милиция — три. Ее многие ненавидят, считают предателями. Но это совершенно особый клан, они в свое время Басаева в Гудермес не пустили, женщины за оружие взялись. Армия, наши войска — четыре. И ФСБ — пять. У армии с ФСБ не всегда согласованность. Непонятно только, отчего — от нашей халатности или это две настолько разные структуры, что каждая тянет одеяло на себя.

— Понятно, — улыбнулся Дима. — Вернее, понятно то, что ничего не понятно.

— Не берите в голову, Дмитрий Андреич. Вам в это вникать и не стоит. Ваше дело — лечить, оперировать. А здесь у вас практика будет такая, какую в мирное время вы за всю жизнь не получите. — Веселов говорил и внимательно следил за тем, как Света разрезала второй торт. — Операции любые, готовьтесь к тому, что придется делать то, чего никогда в жизни не делали и не собирались. Между прочим, и роды придется принимать. — Увидев, что Дмитрий смотрит на него почти испуганно, Веселов засмеялся. — Ну что вы, Дмитрий Андреевич, так испугались? Вспомните Булгакова, «Записки юного врача». Учебник есть, ничего страшного. Да вы, наверное, еще и с института все помните, не так уж давно окончили, да? Это полезно для такого перспективного врача, как вы. Всего понюхаете. И выйдете отсюда настоящим профи. После этого вам ничего не будет страшно, вы станете уникальным специалистом по экстремальной медицине, медицине катастроф. Потом с Михайловым можете ехать в любую точку, на самое страшное землетрясение.