Читать книгу - "Веревочка. Лагерные хроники - Яков Капустин"

Потом, уже на свободе, я встречал много достойных и интересных москвичей, но внутри навсегда осталось лагерное представление о них.

Но больше, чем Москву и москвичей я не люблю вечерние рестораны.

И когда мой приятель Аркадий, вместо картошки с селёдочкой под пиво и хорошую беседу дома, предложил поехать в крутой ресторан на его новой «Волге», восторга я не выразил.

Ресторан оказался действительно неплохим, и кормили вкусно, но то, что происходило на эстраде, повергало меня в уныние.

Четыре девицы в купальниках совершали телодвижения, а долговязый парень в канотье сопровождал этот странный танец приблатнёнными песнями.

Я эти песни и в лагере не слушал, а слушать их на воле совсем уже лишнее.

Самым неприятным было то, что музыка и пение заглушали наши разговоры.

За моей спиной сидели две семейные пары, по виду учёные или крупные начальники.

Наконец музыка затихла, и сидящий за мной человек, подозвав официанта, сказал:

– Землячок, будь добр, передай этому Карузо четвертак, пусть прекратит петь эту лабуду.

Текс, интонация и порядок слов выдавали бывалого сидельца. Да и голос показался мне знакомым. Я оглянулся. Это был Саша Дубина. Он тоже узнал меня.

Мы обнялись и вышли в фойе поговорить.

Аркадию и его жене я представил Сашу как учёного-физика из Дубны.

Саша сказал, что его четвертак закончился уже давно, и он с тех пор живёт в Москве, имеет цех ширпотреба при психбольнице. Чахотку подлечил, женился. Так что всё терпимо.

…Туберкулёзный барак стоял в углу жилой зоны, и был огорожен колючей проволокой. Несмотря на открытую калитку, движение через неё было небольшим, потому что остальные сидельцы, да и надзор с охраной, ходить сюда опасались, боясь заразы.

Но уважающие себя парни ходили без всякого, потому что такие мелочи как заразные болезни не входили в перечень их забот и опасений. К тому же пренебрегать хорошими людьми из-за их заболеваний для путёвого хлопца немыслимо.

В кругу чифиристов мог сидеть и «тубик» с кровохарканьем, и сифилитик с язвой на губе. Банка с чифиром шла по круги без всяких задержек.

Причисляя себя к определённому кругу, я тоже придерживался присущих этому кругу правил и норм, а потому пропадал у тубиков довольно много, потому что обзавёлся там и друзьями, и приятелями.

Жил барак весело и сытно. Крутились большие деньги, водка и анаша. Дым стоял коромыслом, но только настоящий дым и мешал мне, потому что за всю мою жизнь курить я так и не научился.

Почти каждый день кто-нибудь умирал, но это никого не отвлекало от дел, коими каждый был занят. Повсеместно шла игра в карты и нарды, рекой лилась водка и ходили по кругу полулитровые банки с чифиром. Весело…

Саша Дубина держался особняком. Не то, чтобы он отделялся от компании.

Это было невозможно. Он просто внутренне был закрыт. Не смеялся, а улыбался. Не кричал, а тихо и неторопливо говорил. Выглядел он очень представительно. Был высок, красив и прекрасно сложен.

Уже потом, много позже, я понял, что он походил на актёра Михайлова из фильма «Мужики».

Рассказывали о нем легенды. В прошлом вор, один из самых авторитетных, в стране. До сих пор не написал отказа. Скрывается за болезнью и не лезет в калашный ряд. Считает себя обычным мужиком.

Говорили еще, что на нём немереное число трупов, то ли сорок, то ли пятьдесят, после «сучьей войны», поэтому ему не приводят срок в соответствии с указом от 1961 года, когда на усмотрение администрации четвертаки снизили до пятнадцати.

А ещё рассказывали, что Саша Дубина разоблачил и подвёл под нож авторитетнейшего вора по кличке Дипломат, которого боялся весь Север.

Сам Саша о себе ничего не рассказывал, но о нём постоянно шептались и жулики и администрация.

На момент нашего знакомства сидеть ему из двадцати пяти оставалось лет пять-шесть.

Подружились мы по-настоящему на больничке, куда я попал с язвой, а Саша периодически подлечивал лёгкие. Гуляли мы часами по дорожке, обсуждая житейские дела и вселенские проблемы.

Однажды я предложил ему написать в Москву пару кляуз, чтобы попытаться сократить хотя бы пару лет из его срока.

– Ты не представляешь, что у меня там понаписано. В Москве в обморок упадут. Хоть бы по концу срока отпустили.

– На тебе действительно висит гора трупов?

– Вагон и маленькая тележка. Как-нибудь расскажу.

Но рассказать не получилось. Сначала не было настроения, а потом забыли.

Уважающие себя люди не очень любят копаться в чужом прошлом. И без этого понятно с кем имеешь дело. А любопытство не самое почитаемое в лагере человеческое качество.

…Теперь же мы сидели в вестибюле московского ресторана и нас уже не связывали никакие лагерные порядки и нравственные установки. Мы были два уважаемых, неплохо обеспеченных, гражданина, обременённые обычными житейскими и семейными заботами.

Я уже начал делать свои записи в тетрадях, а потому деликатно напомнил Саше его давнее обещание рассказать о своих приключениях в эпоху «сучьих войн» в послевоенное время.

И Саша начал свой рассказ:

– За всю свою жизнь я не только никого не зарезал, но и не украл ничего.

Я работал учеником токаря на заводе после школы и, как все городские пацаны, шкодничал по Москве. Однажды, после очередной драки, мой дружок стянул с пьяного часы и забрал бумажник. Мужик оказался полковником авиации.

Нас четверых повязали и дали от десяти до двадцати пяти.

Мне одному из всех уже было восемнадцать, поэтому и дали больше всех, хотя ни часов, ни денег я и не видел.

Ещё в тюрьме я прилепился к ворам. Во-первых, к кому-то нужно было примкнуть, чтобы уцелеть, а во-вторых это были москвичи из нашего района. За них и держался. Приняли меня уважительно, потому что держаться достойно я умел. На зоне тоже был с ворами.

Когда на Микуньской пересылке менты стравили воров с суками, и сук перерезали, воры отправили меня и ещё одного парня, тоже с четвертаком на вахту, чтобы менты могли закрыть дело.

А то могли выдернуть любого. А нам терять нечего. Просто добавят снова до двадцати пяти.

У самих воров статьи, обычно, были лёгкие и срока небольшие.

– Идёшь на этап вором – сказали мне на сходке.

И хотя я ни по каким данным и понятиям на вора не тянул, к этому времени воров уже так потрепали, что было не до особого выбора. Я был уважаемым в воровской среде парнем, хвостов у меня не было, и был, что называется, крепким мужиком. Так я стал «вором в законе».

В те времена у ментов была практика, долго на одной зоне людей не держать, поэтому я кочевал по зонам, везде имея хороший воровской авторитет.