Читать книгу - "Соленый клочок суши - Джимми Баффетт"

Благодаря садоводческому пылу Лафитта и вопреки разрушительному действию двух веков ураганов Пунта-Маргариту по-прежнему укрывали от яростного тропического солнца древние ветви палисандра, красного дерева, кедра, бакаута и кизила.

Неожиданно в воздухе повеяло манящим ароматом барбекю. Он смешивался с дымом и запахами цитруса и жасмина. Мы повернули на пляж, и Мистер Твен задрожал. Ему не терпелось пуститься вскачь, и я отпустил поводья. Его называли квотерхорсом[25]не просто потому, что это звучало красиво. Чувство дистанции было у него в крови, и я дал ему волю.

Во весь опор мы мчались по пляжу. Мои опасения насчет встречи с земляком постепенно улетучивались, как проносившийся мимо пейзаж. Мы скакали по обнаженному отливом берегу, поднимая тучи брызг. Наконец вдалеке показался зеленый причал.

Завидев огромного деревянного крокодила под вывеской «Потерянные мальчишки», Мистер Твен шарахнулся в сторону. Никаких «федералес» не было – просто еще один гринго.

– Ты, должно быть, Талли. Я Баки Норман, – представился он.

Я спрыгнул с лошади, и мы пожали друг другу руки. Я ожидал встретить долговязого, загорелого экспатрианта с выгоревшими на солнце волосами в обтрепанных джинсовых шортах и вьетнамках, но Баки оказался вовсе не таким. Из-под широкополой соломенной шляпы выбивались рыжеватые локоны. На шляпе красовалась ярко-красная надпись «Никогда не вырастай». Рыбацкие брюки и рубашка с длинными рукавами, застегнутая по самый воротничок, скрывали его богатырское тело (в нем было не меньше шести футов с гаком) почти целиком. Наружу торчали только кисти и шея, усыпанные веснушками.

– Добро пожаловать на базу «Потерянные мальчишки», – сказал он.

Мистер Твен изучил обстановку и, похоже, остался доволен. Я привязал его к кокосовой пальме.

– Приятно познакомиться, – сказал я.

– Взаимно. Что так долго? – поинтересовался Баки.

– Осматривал достопримечательности, – ответил я.

– Хорошее животное, – сказал Баки, кивая на Мистера Твена. – Большинство четвероногих тут на острове лазают по деревьям, и у них раздвоенные языки. В любом случае, официально мы пока не открылись, так что на лошадиное дерьмо жаловаться пока некому.

– Спасибо тебе огромное, что пустил нас к себе.

– Ну, это не братская любовь, – отмахнулся Баки. – Кирк сказал мне, что ты не только моряк, но и рыбак из Вайоминга. Откуда ты?

– Хартэйк.

– А я из Симмонс-Крика.

– Я рыбачил там! – выпалил я, зная, что туда стекались любители удить на мушку со всего Запада. Они с радостью заплатили бы любые деньги, подарили свою почку или отдали первенца, лишь бы заполучить местечко на этом клочке холодной, чистой воды, когда выводятся ручейники.

– Да, там потрясающее местечко, но теперь ты в мире соли. Дай-ка я тебе здесь все покажу.

Остров Потерянных Мальчишек был моей любимой частью «Питера Пэна». Баки показал мне свой лагерь. Поразительно: жизнь имитирует искусство. Мы свернули с пляжа на тропинку и пошли меж заросших «морским овсом» дюн мимо пещеры, вырезанной в скалистом берегу морем.

Сам лагерь расположился на крошечном полуострове и состоял из группки небольших строений с крышами из пальмовых листьев. Все они были выкрашены в яркие карибские цвета. В воздухе висел запах свежей краски и скипидара. У незаконченного коттеджа с красной крышей я увидел пильные козлы и груду бревен. Главное помещение клуба с большой закрытой верандой находилось в дальнем конце анклава и смотрело на воду. В центре лагеря рос колоссальный баньян, его толстенные ветви почти достигали земли. С них свисала гроздь веревочных гамаков. Все дерево до самой макушки увивали плющи, сети, веревочные и деревянные лестницы. На верхних ветвях примостился домик из прибитого к берегу леса. У основания дерева бамбуковый забор окружал клочок густой зеленой травы.

Баки отодвинул снятые с петель ворота в загон, и Мистер Твен, неторопливо войдя в свою новую обитель, сразу принялся щипать траву.

– Как ты нашел это место? – спросил я.

– Его нашел Кирк.

– Как вы, ребята, познакомились?

– Лучше обсудим вон там, – сказал он, указывая на вершину дерева. – Высоты не боишься?

– Да нет вроде.

– Тогда полезли.

Баки ухватился за плеть вьюна и взобрался на нижнюю ветку, откуда начинались ступени. Как Чита за Тарзаном, я повторял все его движения.

Смерив расстояние до земли, я понял, что нахожусь не ниже уровня верхушки корабельной мачты, а до вершины дерева оставалось примерно столько же. Огромное рыжее солнце неподвижно висело над водой, словно поджидая, пока мы доберемся до вершины. Вот долезем, и оно с легким сердцем скроется за горизонтом.

Пока мы карабкались по деревянным лестницам и ветвям к домику, Баки рассказывал:

– Все началось с простой дозорной платформы. Икс-Ней говорит, что с этого дерева веками просматривали горизонт. Вдруг враг или гроза, или еще что. Мы с нее следили за ветром, любовались закатами и наблюдали в телескоп за звездами.

– А кто такой этот Икс-Ней?

– Он мой старший гид – и пока единственный. Сейчас его нет на острове, но ты скоро с ним познакомишься.

Когда мы наконец добрались, я уже задыхался. Вид с вершины дерева открывался невероятный. Город лежал как на ладони. С окруженной перилами площадки судовой трап вел на другой уровень. Баки поднялся по ступеням, мы протиснулись в люк и очутились в импровизированной обсерватории. Под водонепроницаемым колпаком стоял большой латунный телескоп.

– Взгляни-ка, – сказал Баки.

Я закрыл правый глаз, прижал левый к объективу и повертел колесико в основании. Размытое пятно превратилось в четкие образы мира, раскинувшегося внизу. Я видел и птиц на шестах вдоль канала, и волны, разбивающиеся о далекий риф. Прямо под нами я заметил силуэт капитана Кирка, четко вырисовывающийся на фоне заходящего солнца. Он стоял на отмели и, забросив сеть, выводил косяк кефали.

– Он проторчит там до темноты, – сказал Баки. – Выпьем?

Он скользнул за крошечную барную стойку, вытащил бутылку гаитянского рома, пару лаймов, лед и включил привязанный к ветке магнитофон. Раздалась знакомая мелодия. Я потягивал напиток и пожирал глазами вид под безупречный аккомпанемент. Джони Митчелл пела о кафе «Русалка».[26]

– Обожаю эту песню, – сказал я.

– Ты слышал ее много раз на судне, верно?