Читать книгу - "Смотрящие вверх (сборник) - Владимир Исаев"

– Мужики, прикинь, мыша сидит и не боится, охренеть просто! – я стал натягивать сапоги.

– В натуре, сидит, – Ромыч выглянул из-под одеяла.

Мы подошли к столу – она осталась на месте. Только глаза внимательно следили за нашими движениями. Отломив кусок хлеба, я положил рядом с ней. Мышь, по-деловому осмотрев хлеб, потащила к норе. Оттуда выглядывало несколько таких же мелких тварей.

– Так это её дети! – водитель подошёл к нам. – Видал! Сама не ест, а мелким несёт! Как человек прям.

Я отломил кусок побольше, чтобы, значит, не пролез в нору по габаритам:

– Интересно, а что сейчас эта тварь придумает? – и три небритых, заспанных, здоровых мужика внимательно начали следить за развитием ситуации. Мышь подтащила хлеб к дырке и стала откусывать куски поменьше, передавая их лапами в нору. Там, на приёмке, мышата принимали и уносили еду в закрома их малой родины. Охренеть! Вот это цирк! Мы даже на время забыли о работе! Но, отломив ещё несколько кусков и бросив их в дырку, засобирались: всё-таки бурить ещё много, и никто, кроме нас, это не сделает.

– Четыре бутылки «Жигулёвского», две пачки «Роллтона», любого, и сметаны дайте, – я даже не пытался посмотреть в зев ларька и сунул деньги наудачу.

– Какой сметан давать? – донеслось из ларька.

– Ну, чтобы мышам понравилась. Есть такая?

Возникла пауза. Внутри ларька что-то загремело, и на прилавок поочерёдно выставился весь товар, включая сметану. Да, не здесь была родина юмора, однозначно.

Позавтракав, как и в прошлый раз, мы отправились в поле.

Вечером доели борщ и начали играть в карты.

– Слушай, давай мыше тарелку сделаем. Что она с пола ест? – на водителя уже начал действовать алкоголь.

– Давай – делай! – я полез в пакет и достал ему несколько пластмассовых крышек.

В этот раз мы положили ей сметаны, хлеба и тушёнки. Всё это расставили под столом у наших ног.

– Надо бы назвать как-то тварь. Всё-таки с нами вместе лямку тянет, – серьёзно сказал Ромыч.

– Да, с ней как-то настроение поднимается, светлей, что ли, становится, – водитель полулежал на кровати и философствовал.

– Ну, вот Светкой и назовём, – сказал я, раздавая карты.

Сыграв партию, мы услышали шорох: Светка подбежала к своим тарелкам и начала тыкать свой нос в каждую из них. Надо ли говорить, что карты были сразу заброшены – начиналось представление! Поев, она стала носить продукты в нору короткими перебежками. Там, как всегда на подхвате, стояли мышиные сыны и дочери. Они не выходили. Видимо, мать не разрешала бездумно рисковать жизнью и запрещала прохаживаться возле трёх пьяных, пусть и добрых мужиков. Я посмотрел на будильник: было ровно семь часов вечера.

– Охренеть, она ж меня разбудила в семь утра! Мы бы проспали, будилу ведь никто не завёл! И сейчас пришла в семь, – я зачем-то крутил будильник в руках.

– Ну вот, теперь нам и будила не нужен, хе-хе, – Ромыч оторвался от просмотра бесплатного цирка, – умная тварь, согласись!

– Далеко не дура, – сказал водитель и разлил спирт по стаканам.

– А почему ты на троих разливаешь? Нас же четверо, – я взял бутылку и плеснул разбавленного спирта в пластмассовую крышку.

IV

Утром, ровно в семь, меня разбудил тихий, ненавязчивый шорох: Светка сидела возле своих тарелок.

– Вставай, братва! Мышу кормить – да на работу! – я полез за сапогами под кровать.

– Надо бы пивка подлить Светке, а то она тоже вчера усугубила с нами, – Ромыч плеснул «Жигулёвского» в крышку. – Вот и порядок, подруга, сейчас лучше станет.

Так прошло десять дней. Светка, как по часам, приходила ровно в семь утра и семь вечера. Она ела и пила вместе с нами, а потом кормила своих детей. Вообще, своей заботой о потомстве, храбростью и решительностью она просто купила нас с потрохами! Мы так привыкли к ней, что вряд ли я могу описать словами эту, мягко говоря, странную дружбу. Тем более она казалась странной в этой дыре, где с нами из жителей никто даже не разговаривал, но почему-то дружили мыши.

Утром на одиннадцатый день знакомства я проснулся от яркого солнечного света. Луч пробился сквозь пыль и грязь окна и расплескался радугой на моём лице. Посмотрев на будилу, я вскочил:

– Мужики, девять часов! Проспали!

Ромыч повернулся на кровати:

– О, а Светка где? Почему не разбудила?

Точно! Светки не было! Мы рано легли спать и оставили ей пайку, но она оказалась нетронутой.

– Светка! Светка! Светка! – все ходили и топали по полу. – Может, спит?

Но её нигде не было.

Отработав последнюю смену, мы пришли в комнату собрать свои вещи, между делом продолжая звать и искать Светку; не хотелось уезжать не попрощавшись. Не по-русски это…

– Слышь, Ромыч, денег-то у нас совсем нет, – я смотрел под кровати, где валялось несметное количество стеклотары, – давай бутылки сдадим, пива купим хотя бы. За отъезд, то да сё.

– Давай. Не на себе ж тащить. В городе и сдадим.

Бутылок получилось два больших мешка. Быстро погрузив их в машину и оставив на прощание несколько открытых банок тушёнки и булку хлеба возле норы, тронулись. Мы уезжали: из каждого двора, дома, курятника за нами пристально следили глаза. Так нас провожали. По-другому здесь уже не умели.

V

В городе мы сразу же нашли приёмный пункт. В мрачном, тёмном подвале нам дали пустые ящики. Я, Ромыч и водитель в быстром темпе заполнили их бутылками.

– Принимаем только чистую тару, – огромная женщина профессионально трогала горлышки, проводя по ним пальцем и считая посуду, – вот эту забирайте! – она вытащила бутылку и отдала нам. – На хрена мышь-то туда засунули? Вы б ещё насрали туда, демоны! Всё шутки шутите! А если б не я, а Валька была? Да тут бы вам и конец пришёл, оглохли бы от крика!

Она вдруг замолчала от внезапно возникшей мрачной тишины. Мы стояли и смотрели на бутылку: там была мёртвая Светка.

Если кто видел нашу процессию со стороны, тот мог бы подумать, что троим мужикам то ли делать нечего, то ли выпить негде: на пустыре, выкопав небольшую могилу, мы похоронили Светку.

– Ну, всё как у людей, гляди, – водитель присел на сломанное маленькое деревце. – Видимо, по утру сушняк долбил, а пиваса не плеснули. Она и пошла искать, да залезла в бутылку – там же оставалось немного… А обратно уже не выйдешь – тишина, скользко. Вот ведь и не догадались там посмотреть. Научили, на свою голову, бухать… Ну, всё как у людей получилось…

Мы с Ромычем стояли и пили пиво: обратная дорога действительно очень тяжёлая и очень скользкая.