Читать книгу - "Журнал Виктора Франкенштейна - Питер Акройд"

За два дня до начала весеннего триместра я возвратился в Оксфорд. Биши уговаривал меня остаться в Лондоне, приводя в качестве довода радикальное начинание, с которым мы себя связали, и укоряя меня за то, что я, как он выражался, недостаточно болею за наше дело. Но мне, говоря по правде, хотелось поскорее возобновить свои собственные занятия. В Лондоне я повидал и услыхал немало, однако ничто не произвело на меня впечатления столь глубокого, как демонстрация электричества мистером Дэви. Я горел нетерпением осилить все написанные по физической науке тома, древние и современные, и тем самым открыть тайные источники жизни; я желал посвятить себя этим поискам, и только им, полагая, что никакая сила на земле не способна сбить меня с пути к цели.

Войдя в колледж, я поздоровался с привратниками, как со старыми приятелями, однако их ответные приветствия прозвучали несколько сдержанно — мое имя по-прежнему было слишком крепко связано с Биши, что и вызывало их неприятие. Как бы то ни было, служанка моя в колледже была, казалось, искренне рада моему возвращению.

— Ах, мистер Франкенлейм, — сказала она, — я уж вас совсем заждалась.

Произношение моей фамилии давалось ей с большим трудом, и она имела обыкновение испробовать несколько разных способов в течение одного разговора.

— Ну и хлопот же у меня было с вашими бутылками!

— Весьма сожалею, Флоренс, если я причинил вам какие-либо неудобства.

— Бутылок-то, бутылок — и совсем полные, и наполовину, и вовсе пустые. Я и не знала, куда их деть, когда убиралась.

Она говорила о лаборатории, устроенной мною в спальне. Там было всего-то несколько реторт, трубок да переносная горелка, однако она испытывала панический ужас предо всем, что называла словом «медицинское». По некоей причине это напоминало ей о безвременной кончине ее мужа — событии, которое она с немалым удовольствием мне описывала, не скупясь на подробности.

— Так я их и оставила там, где были, — сказала она. — И не прикасалась к ним, мистер Франкентейн.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Я своих господ вещи никогда не трогаю. Ни-ни. Как вам ехалось из Старой Коптильни? — Родом она была из Лондона, о чем никогда не переставала мне напоминать, но вышла замуж за человека из Оксфорда, недолго прожившего, да так здесь и осталась. — Небось туман был сильный.

— Увы, Флоренс, лил дождь.

— Вот жалость-то. — То обстоятельство, что город по-прежнему страдает от плохой погоды, казалось, было ей весьма приятно. — Зато хоть туман разгоняет. — Понизив голос, она прошептала: — А что мистер Шелли?

— У него все благополучно. Процветает в Лондоне.

— Тут о нем частенько говорят. — Она все шептала, хотя подслушивать нас было некому — Диким его считают.

— Нет, Флоренс, он не дикарь. Он человек мыслящий.

— Вот, значит, как это называется? Ну-ну. — Взявши мой сундук, она втащила его в спальню и принялась распаковывать мои рубашки и прочее белье. — А это еще что такое?

Услыхав ее вопрос, я тотчас понял, о чем она говорит. Среди белья я запрятал для сохранности небольшую, безупречно выполненную во всех тонкостях модель человеческого мозга, купленную мной у аптекаря на Дин-стрит. Он сказал мне, что это копия мозга некоего Дэви Моргана, пользовавшегося дурной славой разбойника, которого повесили несколькими месяцами прежде.

— Ничего, Флоренс. Оставьте на столе.

— И не прикоснусь к нему, мистер Франкенлейн. Его черви изъели.

Вошедши в спальню, я взял модель в руки.

— Это не черви. Это мозговые волокна. Видите? Они подобны океанским проливам и течениям.