Читать книгу - "Кунцельманн & Кунцельманн - Карл-Йоганн Вальгрен"

Весной они с Георгом встретились в Копенгагене. В отеле в Нюхавне они переделали несколько подлинных квитанций, выписанных известным австрийским коллекционером, незадолго до этого закончившим своё земное существование. Небольшие изменения в тексте, пара новых печатей — и квитанции уже относятся к поддельному Рунге и не менее поддельному фон Родену, которых они впарили Карлсбергскому собранию. Потом вместе поехали в Стокгольм — надо было работать над следующей партией скандинавского барокко для Германии.

Дела шли сверх всяких ожиданий. На выставке в Голландии они продали ещё одного «вновь открытого» Эренштраля и одно из полотен, написанных Виктором в охватившей его после ухода Фабиана Ульссона творческой лихорадке. Всё катилось как по рельсам: когда мяч уже в игре, никому не приходит в голову рассматривать, как он сшит. Никто не мог даже предположить, что Виктор Кунцельманн и Густав Броннен — одно и то же лицо. Никто не удивлялся, что их фирма вынырнула на рынке, словно чёрт из табакерки, — наоборот, их репутация, как в высшей степени порядочных и знающих продавцов картин, росла с каждой новой сделкой.

Осенью они поехали в Финляндию — присмотреть возможных заказчиков. Стокгольм был слишком близко, поэтому Виктор предпочёл выступать в своей немецкой ипостаси. Как они быстро сообразили, слава братьев Броннен бежала впереди них. В Турку некий торговец картинами по имени Бойе тут же поставил на комиссию один из пейзажей, подписанный Хакертом. К удивлению Виктора, Георг уже изъяснялся на неуверенном, но грамматически правильном шведском — за проведённое в Стокгольме лето он овладел языком на удивление быстро.

Картина была продана через неделю и принесла им очень неплохой барыш.

Из Хельсинки они полетели в Берлин, и Виктор тут же заперся в мастерской — надо было закончить полуготовые полотна для Скандинавии…

— Кто бы мог подумать! — сказал Георг, придя из банка. — Мы за этот год получили прибыль в триста тысяч марок.

— Я хочу, чтобы мы отчисляли какой-то процент в пользу нуждающихся художников, — сказал Виктор, не отрываясь от палитры.

— Ты что, не в себе?

— Возьми из моей доли, если не хочешь участвовать. Половину.

— Зачем всё это?

— Должно же быть хоть какое-то оправдание. Мы же паразитируем на стараниях и муках других художников. Думай, что хочешь, Георг, но у меня есть совесть. Уродливая, конечно, но всё же есть.

— Мы не паразитируем, а живём на то, что богатые люди нам платят. Промышленные магнаты и юные бездельники, которые не знают, что им делать со своими миллионами. Вместо того чтобы сделать что-то для людей, они предпочитают пускать друг другу пыль в глаза старинными буржуазными картинками.

— Значит, это и есть наше призвание?

— Эренштраль умер четыреста лет назад. Керстинг, Рунге, Менцель — все лежат в могиле. Мы говорим о корме для червей, Виктор. Они мертвы.

— Мёртвых художников не бывает. Забытые — да, встречаются. А мы эксплуатируем веру людей, что в мире существует настоящее искусство.

— Виктор, не забывай: мы жулики. Уголовники. Кто ожидает, что уголовники начнут заниматься благотворительностью?

— Передай мне вон тот тюбик, пожалуйста… И ответь на вопрос: что бы с нами было, если бы не существовали настоящие художники, которых можно фальсифицировать?

Георг с любопытством склонился над полотном.

— Ты выиграл, — сказал он, — скажу, как только что-нибудь придумаю… Кстати, надо что-то сделать с водой на заднем плане.

Вышло по Виктору. Бухгалтер братьев Броннен получил задание переводить значительную часть доходов фирмы в основанный ими фонд, а затем, с одобрения налоговой инспекции, направлять деньги в художественные союзы Германии и Скандинавии для помощи нуждающимся художникам.