Читать книгу - "Лицей послушных жен - Ирэн Роздобудько"

В одном Мадам была права: нищенский мир такого большинства не создан для ее подопечных. В нем они гибнут, как экзотические бабочки-однодневки. Но от чего же в таком случае погибла Тамила-Тур?!

Я вернулся домой разбитым и обессиленным. Оттолкнул ногой Кошку, ее радость и ласка показались мне неестественными и искусственными. Потом сразу устыдился своего поступка, как будто за мной наблюдали глаза Пат. Собственно, у меня не было никаких обязательств перед этими двумя очень похожими существами. Я накормил Кошку и долго смотрел, как она пьет из блюдца молоко. «Через несколько лет вы сами выгоните ее, измучившись вопросом, реально ли ее отношение к вам, или это только навыки…» – прозвучал во мне голос Мадам.

Я встряхнул головой так, чтобы эти мысли слетели с меня, как листья с осеннего дерева.

Не хотел думать. Не мог. Потому что многое из сказанного ею было похоже на правду.

Надо переключиться на другие дела.

Я собрал разбросанные по полу диски и вставил первый в плеер телевизора.

* * *

…Шумит дождь. Прихожая. Длинный коридор с красным ковром ведет куда-то вглубь – к тусклому квадратику света. В мягком полумраке поблескивают золотом кончики искусственных свечей в позолоченных канделябрах. Пустота и тишина большого дома.

Издалека слышно, как мелко позвякивает ложка в стакане. Звук приближается. Похоже на «прибытие поезда» – звук усиливается и из квадратика света движется тень.

Ничего не разобрать. Свет падает на чашку с ложкой в чьей-то руке. Ложка выстукивает свой танец. Мелькнула черноволосая голова в ракурсе «сверху – вниз». Стук стихает за дверью одной из комнат…

…Но тревожным тремоло отзывается на моих многострунных нервах…

Оказывается, это не дождь. Это в глубине комнат шумит включенный телевизор. Коридор также поглощен темнотой.

Ничего интересного.

Картины на стенах. Снова мелькнула женская тень и исчезла в квадратике света на противоположной стороне коридора. Вторая женская тень (кажется, Веры Ивановны) прошла тем же маршрутом. В руках – сервированный поднос.

Два часа ничего интересного…

Пускай себе крутится. Я тупо щелкаю пультом – переключаю на телевизионный канал.

Там возникает физиономия какого-то докладчика. Речь идет об экономике. Он с отвращением, как червей, выталкивает изо рта слова – ломаный язык, неправильные ударения и артикуляция, как будто выступает пришелец из страны Мумба-Юмба: «Мы достыглы нэмалых успихов… Трудносты прэодолилы… Сисьматычно мы делайим свое дело лучче наших прэдшествэнников…»

Кошка нервно мурлычет. Я снова щелкаю пультом, переключая на новый диск.

…Кухня. Вижу (хотя и снова в искаженном варианте «сверху – вниз») своего недавнего знакомого Алекса. Он кладет на стол большого живого толстолобика. Рыба бьет хвостом. Наконец вижу женщину, точнее, Тамилу. И неприятное ощущение обдает меня жаром, ведь я знаю, что сейчас она – мертва.

– Хочу рыбки, – ласково говорит Алекс.

Женщина (даже в таком ракурсе она кажется мне фарфоровой статуэткой) нерешительно тычет пальцем в рыбу (почти так же, как и Пат касалась куска бифштекса), рыба бьется об стол. Женщина вскрикивает. Алекс смеется:

– Давай, давай, чисти ее!

– Но ведь она живая… – говорит женщина.

– Ну, так убей ее, – говорит Алекс, подавая нож. – Отрежь ей голову и чисти! Разве вас этому не учили?

Женщина машет головой, закрывает лицо руками, пятится в угол.

– Давай, давай, убей! – смеется Алекс…

Женщина тихо сползает на пол по стене.

Алекс бросает нож на стол, зовет:

– Вера Ивановна! – и нервно выбегает из кухни.

Шипение. Кухня. Вера Ивановна отрезает голову толстолобику. Ее руки покрываются рыбьей кровью. Вскрик из угла.

Вера Ивановна:

– О, Тамилочка, я вас не заметила… Вам плохо? Это всего лишь рыба…

Коридор. Две тени в коридоре. Алекс, Вера Ивановна.

– Она без сознания, господин Алекс. Перенесите ее в спальню. Я вызову «скорую»?

Алекс:

– Пусть лежит. Очнется – будет жарить рыбу… Больше она ни на что не годна.

– Как скажете…

Ну так себе… Немного противно. Но другого я и не ожидал…

Сменил диск. Налил пива. Себе и Кошке.

…Комната. Ракурс – «сверху».

Алекс протягивает Тамиле коробку, перевязанную алой ленточкой. Женщина достает оттуда что-то похожее на пеньюар.

Тамила:

– Спасибо. Очень красиво.

Алекс:

– Не нравится?

– Очень нравится.

– Я же вижу: не нравится.

– Ну что вы – нравится…

– Я же вижу – нет.

– Нравится…

– Я все вижу!

– Очень…

Алекс забирает у нее из рук вещь, рвет на куски…

И – вот здесь (я отставил стакан с пивом!) – со всего размаха бьет ее ногой в бедро.

Тамила летит в другой угол спальни. Тяжело поднимается. На ее лице – улыбка Джоконды…

Начинает расстилать постель…

Система вырубается…

Я роюсь в дисках, забыв, какой из них был последним. Вставляю любой. Щелкаю пультом. Беру Кошку на руки – она сейчас нужна мне как никогда. Мы вместе смотрим на экран.

Опять темнота коридора.

Я шарахаюсь: прямо на меня выплывает бледное лицо Тамилы, она смотрит точно в камеру, на меня. Вернее, прямо внутрь меня – такие у нее глаза!

Тамила шепчет в глазок камеры: «Забери меня отсюда… Забери меня…»

Словно обращается ко мне. Я опрокидываю пиво на Кошку.

Зал. Тот самый, где мне предлагали манную кашку. За столом – Алекс. Напротив – она, Тамила. Вспоминаю слова Пат: «Она была лучшей из нас…» Она действительно невероятно красива, но ужасно худая, ресницы затеняют чуть ли не полщеки.

– Восемь черных карточек, – говорит Алекс.

– Вчера вы говорили – шесть… – шепчет Тамила.

– Разве? – улыбается Алекс. – А могу ли я ошибаться?

– Не можете…

– Вот именно.

Он набирает кашу в ложку и, словно школьник на уроке, оттянув ее, как из рогатки, попадает кашей в лоб девушке.