Читать книгу - "Показания поэтов. Повести, рассказы, эссе, заметки - Василий Кондратьев"

<1>

В 1942 году в Нью-Йорке, куда ему удалось выехать из оккупированной Франции, Андре Бретон опубликовал декларацию, которую назвал «Пролегомены к третьему манифесту сюрреализма, или Нет». Те, кто плохо представляют себе, что значит сюрреализм, могут увидеть в «Пролегоменах» лирический трактат, действующими лицами которого (хотя и не принято строить философские обобщения на примере людей этого рода занятий) являются разбросанные мировой войной писатели и художники из кружка Бретона. Однако задача, объединяющая здесь участников группы, не имеет ничего общего с художественным отображением действительности или её проектов: напротив, движение сюрреалистов рассматривается в качестве способа выработать такую совместную мифологию, на которую сможет опереться свобода индивидуальностей. По мысли Бретона, такого рода мифология, поддерживающая личный выбор свободы, может и должна противостоять любой коллективной системе взглядов; в отличие от его предшествовавших программ, «Пролегомены» (как и другие поздние сочинения Бретона: «Ода Шарлю Фурье», «Аркан 17» и «Лампа в часах») обосновывают, что политическая история XX века и противостояние в мировой войне показали, насколько любые традиционные и революционные доктрины одинаково несовместимы с идеей свободы, которую они подменили претензией на осуществление всеобщего блага.

Взгляды Бретона определялись, конечно же, в полемике с наиболее родственной его устремлениям коммунистической идеологией. Ко времени создания «Пролегоменов» его критика коммунизма стала уже безусловной. Бретон всегда был активным противником партийных установок сталинистов и критиком эволюции в СССР. Для него сталинизм представлял собой разновидность консервативной ортодоксии, и, хотя Бретон никогда не сопоставлял прямо коммунизм и религию, ему нравилось сравнение партийных функционеров с отцами-иезуитами, а Сталин, по его убеждению, вошёл в историю как живое воплощение Великого Инквизитора из романа Достоевского. С другой стороны, поскольку именно Коминтерн выступил в своё время как единственная организованная сила, взявшаяся за осуществление тех принципов свободомыслия XIX века, которые лежали в основе социальных воззрений сюрреалистов, Бретон долгое время пытался найти политическую аналогию своих взглядов в доктрине Троцкого, в лице которого он, более того, видел авторитет такого же революционного героя, Великого отщепенца, как вожди Конвента, создатели социалистических утопий или прóклятые поэты, Сад и Лотреамон. Между Бретоном и Троцким возникла болезненная и тем более скрытая полемика (выразившаяся в их совместном манифесте «За независимое революционное искусство» и ещё более затушёванная Бретоном из‐за произошедшего вскоре убийства Троцкого), которая и сегодня представляет живой интерес, потому что показывает, какими несовместимыми стали в XX столетии когда-то ещё совпадавшие позиции политика и диссидента. Считая, что ужасы тоталитаризма и мировой войны сделали очевидной не только моральную, но и жизненную правоту диссидента, Бретон, в частности, на страницах «Пролегоменов», заявил, что «в 1942 году как никогда следует усилить противостояние по самой сути вещей. Всякая идея, достигшая торжества, утрачивается… и личное сопротивление представляет собой единственный ключ от тюрьмы. Но это должно быть осведомлённое и искусное сопротивление».