Читать книгу - "Королева красоты Иерусалима - Сарит Ишай-Леви"

У нее уже горло болело от крика. Порой она звала на помощь Луну, и та открывала такой рот, что соседи прятались дома и закрывали окна. Только Габриэлу они любили, и девочка, словно назло семье, любила их. Не раз на своем зеленом автомобильчике, который ей купил Давид, она заезжала на их половину, и они не только не прогоняли ее, но радовались ей, словно она была их внучкой.

– Если я еще раз услышу, что ты на своей машинке поехала к курдам, – кричала на Габриэлу Луна, – я тебе руки-ноги переломаю!

– Что ты хочешь от девочки, – вмешивался Давид, – какое ей дело до соседских ссор, она же еще ребенок!

– Ребенок не ребенок, но моя дочь не будет ходить к курдам! Я хочу, чтобы ты построил забор между их двором и нашим.

Назавтра Давид принес проволочную сетку и перегородил двор.

Барзани сначала угрожал, что выгонит семью Эрмоза, и жутко скандалил, но в конце концов понял, что это единственный способ положить конец затянувшемуся конфликту.

– Если бы не малышка, вышвырнул бы всю семью на улицу, – решил он все-таки оставить за собой последнее слово.

– Так уж оно устроено: прав тот, у кого больше прав, – капитулянтски изрекла Бекки. – Ничего не поделать, сила на стороне курдов.

– Это почему еще? – разозлилась Луна. – Они что, такие богатые приехали из Курдистана? Голые и босые они приехали!

– А как же они разбогатели? – спросила Бекки.

– Нашли деньги в Шейх-Бадер, – усмехнулась мать.

– Арабы, перед тем как убежать, – вступил в разговор Давид, – спрятали золото в жестянках и зарыли в землю. Они были уверены, что победят в войне, а когда война закончится и всех евреев сбросят в море, вернутся в свою деревню. Но победили мы, и вернуться им не удалось. А курды – новые репатрианты – завладели брошенным имуществом в Шейх-Бадер, нашли эти жестянки с золотом и разбогатели. Открыли свое дело, мясные лавки и прочее…

Нам повезло, что дядя Моиз был полицейским. Если бы не он, конфликт между семьей Эрмоза и семьей Барзани никогда бы не угас. Ежедневные ссоры, нескончаемые споры и крики… Но в один прекрасный день дядя Моиз надел свою полицейскую форму, выгладил сержантские нашивки на рукаве, начистил до блеска значок на берете и постучал в двери семьи Барзани. Что происходило за запертыми дверями, он рассказывать отказался, как ни умоляла его моя мама. Однако ссоры с этого дня прекратились.

Ну а я продолжала прокрадываться во двор к Барзани. Я любила сесть на колени госпожи Барзани, положить голову на ее огромную грудь и задремать.

– Ты не дочка своей мамы, – повторяла она мне не раз. – Как может быть, что такая золотая девочка родилась у такой черноротой женщины?

Мама, которая целыми днями, по выражению папы, мерила улицы, понятия не имела о том, что я все время бегаю к Барзани, а бабушка Роза если и знала, то предпочитала закрывать на это глаза. Она была по горло занята домашними хлопотами и уходом за моим дедушкой, который день ото дня становился все более зависимым от нее. В глубине души она, наверное, радовалась, что кто-то облегчает ей бремя присмотра за мной. Но когда я возвращалась домой, держа, как обычно, во рту конфету, которую дал мне отец семейства, предупреждала:

– Не проговорись только своей маме, что была у курдов, а то тут такое начнется…

Папа наконец нашел работу в банке на улице Яффо. Красавец Эли Коэн услышал, что в банке ищут служащих, папа прошел собеседование и был принят кассиром. Его брат Ицхак, правда, попросил у него прощения и предложил вернуться, но Давид ведь сказал Моизу: даже если брат отдаст ему гараж даром, он не станет с ним больше работать.

Просить прощения и звать брата вернуться Ицхака заставила их мать.

– Вот паршивец, разве так поступают с братом! – негодовала она. – Отец сейчас в гробу переворачивается из-за тебя! Как тебе не совестно! Твоя невестка только-только вышла из больницы, у брата на руках грудной ребенок, да еще он содержит тестя и тещу, а ты его увольняешь из-за того, что он читал газету? Если ты сейчас же не вернешь его на работу, уходи из дома и не возвращайся, ты мне больше не сын!

И Ицхак, для которого слово матери всегда было законом, решил поступиться гордостью и попросить у Давида прощения.

– Я прощаю тебя, – сказал ему Давид, – кровь не вода, но работать у тебя я не буду.

Еще очень долго после того, как мама выписалась из больницы и выздоровела, а папа нашел работу в банке, мы жили у дедушки и бабушки в курдском квартале. – Это ненормально, что вы с Бекки спите в одной постели, а твой муж – на диване, – сказала Рахелика Луне.

– Ну хорошо, а что ты предлагаешь? Чтобы я спала с ним вместе, а она рядом с нами? Ужас какой!

– Вы должны уйти из этого дома, вы должны жить отдельно.

– Скоро Бекки выйдет замуж за Эли Коэна, и проблема решится сама собой.

– Что? Бекки должна выйти замуж, для того чтобы ты могла спать с мужем? – возмутилась Рахелика. – Как ты думаешь, как долго у Давида хватит терпения? Кончится тем, что он тебя бросит и найдет себе другую женщину.

Мама поставила папе категорическое условие: если они уходят из дома ее родителей, то жить должны неподалеку от Рахелики. Она была чересчур привязана к сестре, Рахелика была ее наперсницей, ей поверяла она все свои тайны, она единственная знала о жизни, которую Луна вела за спиной Давида.

С того дня как Гиди выписали из больницы, Луна стала делить свою жизнь между ним и мужем. Знали об этом лишь несколько друзей, которые лежали с ними в больнице, а теперь работали с ним в таксопарке. Ну а те хранили связь между Гиди и мамой в строжайшей тайне. Даже между собой они не говорили о разворачивающихся на их глазах все более тесных отношениях между их другом, прикованным к инвалидному креслу, и красавицей Луной, к которой все питали слабость.

Каждый день Луна приходила в таксопарк и входила в диспетчерскую будку, где сидел Гиди. Даже если она мешала ему работать, никто из водителей не осмеливался намекнуть на это. Но в конце концов сам Гиди сказал Луне:

– Думаю, это не самое подходящее для тебя занятие – сидеть со мной в будке каждый день.

– Почему?

– Ты женщина замужняя, пойдут разговоры.

– Но почему? Я, что ли, не могу навещать своих больничных друзей?

– Мы в центре Иерусалима, здесь все время ходят люди, увидят тебя, зачем тебе это…

Но она, конечно же, все равно приходила и сидела с Гиди каждый день, пока у него не заканчивалась смена, а потом катила его коляску в «Атару». Там к ним присоединялись те из друзей-водителей, чья смена закончилась. Это были лучшие ее часы, она каждый день ждала момента, когда окажется рядом с Гиди и друзь – ями – вдали от семьи, от мужа, от ребенка, в обществе людей, ставших ее второй семьей, людей, к которым она чувствовала глубокую привязанность. Никто не мог понять этой близости, даже Рахелика, с которой она взяла тысячу клятв не рассказывать ни одной живой душе о своих тайных встречах с Гиди и компанией. – Ты играешь с огнем, – предупредила ее Рахелика.