Читать книгу - "Рим. Прогулки по Вечному городу - Генри Воллам Мортон"

Как умеют себя подать на людях эти молодые итальянцы! Это то, я полагаю, что называется far figura, что еловарь определяет как «поражать своей внешностью, выглядеть хорошо». Но, пожалуй, имеется в виду нечто более глубокое и важное. Иметь представительный вид, сохранять лицо — все это необходимо итальянцу для самоуважения, и ущемить его самооценку — значит нажить себе врага. Бандиты и головорезы эпохи Возрождения, должно быть, очень хорошо умели far figura: это видно по портретам того времени: по тому, как они нагло смотрят вам в глаза, как небрежно держат в руке перчатку, как вторая рука, унизанная кольцами, лежит на рукоятке меча. В Трастевере быть far figura так же важно, как считаться истинным римлянином. Может показаться странным, что кому-то захочется признать свое родство с римской чернью, самыми коварными, ненадежными, подлыми людьми в истории, тем не менее жители Трастевере доказывают его дни напролет. Я думаю, что по происхождению они корсиканцы. Самодовольное «noialtri» можно услышать в Риме где угодно, но нигде так часто, как в Трастевере. Это значит «наши», «такие как мы» и произносится с тем же чувством удовлетворения, что испанское nos otros. Я спросил как-то одного приятеля, живущего в Риме, о чем, по его мнению, говорят весьма поглощенные беседой мужчины, и он ответил: «О самих себе и о Риме, но в первую очередь, конечно, о себе!» Подойдите к любой компании за столиком — и вы непременно услышите эти слова: noialtri и i Romani. Римляне вообще и жители Трастевере в особенности постоянно заняты собой и очень себе интересны.

Однажды, выходя из кафе со своим итальянским знакомым, я нарвался на вспыльчивую местную жительницу. Это была разбитная, крепкая девица, они с подругой догнали нас, и, проходя мимо, девушка сказала подруге, но явно для нас:

— Эти мне иностранцы! Приезжают в Рим посмотреть на дворцы! Почему бы им не взглянуть на мерзкую дыру, в которой мне приходится жить!

— Скорее скажите ей, что мы не прочь посмотреть! — шепнул я приятелю.

Испытывая крайнее неудобство, боясь, вероятно, показаться невежливым, мой друг догнал их и сделал, как я просил. Услышав вежливое обращение по-итальянски, девица поначалу несколько сникла. Потом презрительно смерила нас взглядом с головы до ног и выдала такое ругательство на жаргоне Трастевере, которое даже мой друг не смог понять. Был момент, когда мне показалось, что она собирается броситься на нас. Вместо этого она пожала плечами и надменно удалилась. И я пожалел того, кто хоть раз попробовал бы поспорить с ней или перехитрить ее.

Однако не весь Трастевере сплошь состоит из бандитов и хамов. Вообще-то, это один из самых интересных районов в Риме. Это островок в петле Тибра. Он соответствует Марсову полю, что находится немного выше на противоположном берегу. Главная улица Трастевере расходится на множество улочек и переулков, в которых кипит жизнь. Есть переулки, где между домами сушится белье и самые интимные предметы туалета гордо развеваются на ветру, как флаги. Здесь можно увидеть последние следы того папского Рима, которые знали наши предки двести лет назад. Как часто бывает в Риме, начинает казаться, что лица вокруг несовременные, похожие на портреты в картинных галереях. Это люди заднего плана: мелкие дворяне, форейторы, конюхи, носильщики, всадники. Если раз в год переодевать весь Трастевере в средневековые костюмы, как поступают в Сиене, это будет один из самых замечательных спектаклей в Европе.

Хотя и здесь, как везде в Риме, присутствуют шумные «веспы», в Трастевере больше вполне человеческих звуков, знакомых Риму Марциала. В тысяче маленьких мастерских — иные из них находятся в подвалах — работают люди, и, несмотря на занятость, у них всегда находится минута поболтать с соседом. Я встретил одного почтенного изобретателя станка для полировки автомобильных запчастей, который, ошибочно приняв мое ненавязчивое любопытство за истинный интерес к механике, затащил меня в свою темную пещеру и объяснил все детали процесса. «Мне даже из Милана работу присылают!» — с гордостью сказал он. Табачная фабрика, которая всегда производила нюхательный табак для пап, все еще работает в Трастевере, и вы можете повстречать там сотни маленьких Кармен, изготавливающих крепкие сигары и сигареты. Там, где когда-то был сад, стоят теперь печи горшечника, а в ближайшем сарае сушатся сотни горшков и тарелок, только что снятых с гончарного круга и, без сомнения, изготовленных из той самой ватиканской глины, которая упоминалось еще в античные времена.

Веселый и праздничный вид придают Трастевере магазины, торгующие confetti, засахаренным миндалем, подающимся на свадьбах, а иногда его разбрасывают перед счастливой парой, как в древности разбрасывали орехи. Повсюду миски не только с обычным розовым и белым миндалем, но также с зеленым, красным, и бледно-голубым. Жители Трастевере любят жениться и выходить замуж за своих, и, когда играют свадьбу, семья радостно влезает в долги, чтобы с помпой отправить сына или дочь в нелегкое плавание по волнам семейной жизни.

В прошлом столетии Огастес Хэйр сказал, что убийство в его время, хоть и являлось менее распространенным преступлением в Риме, чем в Англии, в Трастевере совершалось чаще, чем где-либо, и он относил это за счет «постоянно взвинченного состояния, в котором жители Трастевере пребывают, играя в свои национальные игры, особенно в мору».

Сейчас эта игра запрещена законом, но я много раз видел, как в нее играют. Она заключается всего лишь в отгадывании, сколько пальцев внезапно поднимет ваш оппонент. В древнем Рим эта игра называлась «Micare digitis», «мельканье пальцами». Можно завернуть за угол и вдруг наткнуться на группу молодых людей, которые стоят кружком и играют в мору. Все происходит очень быстро, они громко кричат и великолепно жестикулируют. При появлении постороннего игра сразу прекращается, и иногда игроки мгновенно исчезают за углом.

Один из самых замечательных видов Трастевере — Пьяцца Сан-Калисто, где старый фонтан выбрасывает сноп воды перед церковью Святой Марии в Трастевере, первой церковью, как считают, посвященной Святой Деве. С одной стороны, в углу площади, находится старый дворец Сан-Калисто, то есть, практически, он не в Риме, а в Ватикане. Это одно из нескольких зданий, принадлежащих Святому Престолу, которым Латеранским соглашением гарантирована экстерриториальность.

Я подумал, что фасад церкви Святой Марии, сверкающий мозаикой, — прекрасная память о первом соборе Святого Петра. Если бы вы в те времена пересекли огромный атриум церкви Константина, то здание, к фасаду которого вы вышли бы, наверно, выглядело бы именно так. Действительно, если кто хочет представить себе, каким был первый собор Святого Петра, пусть он изучит атриум Сан-Клименте, осмотрит снаружи церковь Санта-Мария-ин-Трастевере, и внутри — собор Святого Павла «за стенами».

Я вышел на пыльную площадь с маленьким веселым фруктовым рынком. Чудесная девушка продавала виноград. Я подошел купить немного, меня тут же обругали, и несколько разгневанных мужчин стали надвигаться на меня с разных сторон. Я удивленно огляделся и понял, что забрел на съемочную площадку! Такое может случиться с каждым в Риме. Дворцы, мосты, уличные рынки в то или иное время все являются декорациями фильмов. Подъезжает пара вагончиков. Осветители ставят свет, операторы — свои треножники с камерами, актеры небрежно входят в кадр. Римляне даже не всегда останавливаются поглазеть на съемки. Я извинился перед режиссером и, чувствуя себя круглым дураком, нырнул под арку. Там передо мной предстала мирная и прекрасная картина — дворик церкви Святой Цецилии в Трастевере.