Читать книгу - "Жизнь на грешной земле - Анатолий Иванов"

Возле Кучума стоял грузный человек лет сорока главный ханский советник, называемый карача.

— Какой казнью их казнить, мой мудрый карача?

— Прикажи разодрать их лошадьми, великий хан, — зловеще сказал карача.

Кучум поцарапал шею под короткой черной бородой, усмехнулся.

— Нет… Эти нечестивцы оскорбили свой народ данью русскому царю.

— Ты сам — порождение шайтана, — вскричал Едигер.

Бекбулат вскочил, повернулся к толпе, закричал:

— Не служите проклятому Кучуму! Много горя он принесет нашей земле!

Пока плетьми и пинками успокаивали Едигера и Бекбулата, Кучум снова царапал ногтями шею. И с той же усмешкой продолжал:

— Эти нечестивцы предали забвению то славное время, когда мы, потомки великого хана Чингиза, сами брали дань с русских земель и с половины мира. И они осмелились называться татарскими ханами, осмелились осквернить своими вонючими задами серебряные ханские тропы! За это я приказал расплавить их троны на огне, а жидкое серебро влить им в глотки. Исполнить!

Из какой-то пристройки к дворцу с дымящимися ковшами выбежали нукеры. Возглас ужаса вспух над площадью. Связанным Едигеру и Бекбулату заломили головы, кинжалами разжали зубы, стали лить в глотки расплавленное серебро…

А Кучум в третий раз поцарапал пальцами шею.

Когда Едигер и Бекбулат, облитые застывшим серебром, лежали бездыханные в пыли, Кучум мягким и доброжелательным голосом произнес:

— Кто хочет служить мне — перейти на эту сторону.

Какое-то время толпа мурз, беков и князьков стояла недвижимо. Потом отделился от нее один человек лет 30, молча шагнул в указанную сторону, потом другой.

Свирепого вида нукер, яростно хлестнув первого плетью, прокричал:

— Имя! Называй свое имя!

— Вогульский князь Юмшан…

Затем поспешно прокричали свои имена еще четверо:

Мурза Баянда…

Князь остяцкий Бояр…

Тебендинский князь Елыгай…

— Князь Самар…

Больше из толпы никто не выходил…

Кучум помедлил, встал. Был он высок и могуч, на поясе болталась сабля в драгоценных ножнах. Еще раз провел пальцами по шее и опять с мягкой улыбкой сказал:

— Я на службу к себе два раза не приглашаю. Этих пятерых прошу на ханский пир. Остальных отвести в лес, сломать каждому спину и бросить в лесу на корм зверям.

Кучум повернулся и стал не спеша подниматься во дворец по ступенькам крыльца. Сзади него раздались вопли ужаса обезумевших от страха людей, крики нукеров, хлопанье плетей, слова мольбы о пощаде. Но Кучум даже не оглянулся, не спеша скрылся во дворце.

Прошло еще несколько лет.

1569 год известен в истории как год «Донской обороны».

Турецкий султан Селим в союзе с крымским ханом Девлет-Гиреем начали военные действия против Руси, совершая бесконечные набеги на окраинные русские поселения, толпами угоняя людей в рабство…

На звоннице небольшой церквушки тощий жилистый старичонка дергает за колокольные веревки.

Колокольный всполох катится по небольшому городку над которым занимается утро, делается все тревожнее.

И вдруг стрела пробивает насквозь хиленькую грудь старика, он пятится к краю площадки, дергает еще какое-то время колокольные веревки. Наконец звон умолкает, старик падает со звонницы на землю. И тогда снизу доносится чей-то истошный крик:

— Та-та-ары-а!

Крик тонет в истошном, визгливом вое:

— Ар-ра… Ар-ра…

Из дверей избушки-мазанки выскакивает полураздетый человек с обнаженной саблей в руках. В человеке этом легко узнается Иван Кольцо. Со всех сторон сбегаются во двор заспанные, полураздетые, поднятые сполохом казаки.

Впереди большого отряда всадников в меховых шапках, чалмах, восточных одеждах, с кривыми саблями в руках, с луками и стрелами в колчанах летел молодой сакка-баша, то есть лейтенант турецких янычаров по имени Омар Гази. С леденящим душу воем турки и татары врываются в городок через открытые ворота деревянной крепости.

Поднятые с постелей люди — мужчины, женщины, дети — выскакивают из домов, с воем и плачем разбегаются кто куда. Некоторые мужчины с копьями, топорами женщины с детьми на руках.

…В узкой улочке мужик в исподней рубахе замахнулся было косой на татарского всадника в богатой одежде, скакавшего впереди других, но тот взмахнул ятаганом, голова мужика покатилась по затравеневшей улочке.

— Жечь гнездо урусов! — орет татарский военачальник.

…Всадник в бараньей шапке с ходу пускает горящую стрелу в соломенную крышу дома. Пересохшая крыша воспламеняется.

…Простоволосый всадник с монгольскими глазами бросает аркан, захлестывает молодую женщину с ребенком, она падает, роняет в дорожную пыль ребенка, всадник волочет ее по улице…

Горят яркими факелами уже многие дома в селении.

…На просторную деревенскую площадь вылетает на коне Иван Кольцо в окровавленной уже рубахе, за ним еще четверо казаков. А с другой улицы врываются на площадь десятка два янычар во главе с Омаром Гази.

— Взять живьем! — взревел турок.

Лейтенант янычар, сидя на коне, спокойно наблюдает со стороны за схваткой. Но силы слишком неравны. Свалился с коня последний казак. Атаман Иван Кольцо один теперь крутится на коне в плотном кругу янычар. Вот он свалил еще одного турка. Но какому-то янычару удалось выбить саблю из его рук.

С воем кинулись янычары на беспомощного атамана, стащили с коня, обмотали веревками, подтащили к своему сакка-баше.

— Здравствуй, атаман Кольцо, — сказал лейтенант янычар. — Ты меня помнишь? Меня зовут Омар Гази.

Кольцо с ненавистью глядел в лицо довольного турка.

— Три года назад ты захватил меня и моего отца в Хвалынском море. Разграбил наш корабль… А меня с отцом отпустил за большой выкуп.

— Счас бы я тебя, собаку, не отпустил.

Омар Гази весело рассмеялся.

— Отпустил бы. Сейчас мой отец Урхан Гази — главный ювелир самого султана, он за размером выкупа не постоял бы. А тебя кто теперь выкупит?

Кольцо молчал.

— У моего отца есть мечта — увидеть тебя гребцом на его судне Теперь эта мечта сбудется. Ибрагим!

Один из янычар склонился перед сакка-баши.

— Отвезешь его прямо в Константинополь.

Казацкого атамана бросили через седло, стали прикручивать.

…А городок горел. Через площадь татары и турки гнали толпы пленников.

Где-то у плетня возле горящей постройки дряхлый старик усаживает торопливо на коня парнишку лет четырнадцати.