Читать книгу - "Прежде всего любовь - Эмили Гиффин"

Нолан сунул руки в карманы и долго смотрел на меня, а потом спросил, не хочу ли я перекусить. Приглашение меня удивило и одновременно польстило, так что я согласилась. Следующий час мы катались по Бакхеду, выбирая, куда пойти, и отвергая ресторан за рестораном. В конце концов мы сели в «ОК кафе», ярко освещенном дайнере, где подавали простую южную еду. Мы сели в дальний угол, ели барбекю и макароны с сыром, пили сладкий чай и говорили обо всем, кроме Дэниела. Вместо этого Нолан задавал мне вопросы, как будто не знал меня всю мою жизнь. Я начала догадываться, что не знал.

– Почему ты выбрала Сиракузский университет? – спросил он. – Я не знаю ни одного человека из Атланты, который бы туда уехал. Кроме тебя.

– А это недостаточная причина? – парировала я.

– Серьезно? – улыбнулся он, и на щеках у него появились ямочки.

– Ну да. Типа того, – я тоже улыбнулась, – к тому же у них отличная школа актерского мастерства.

– А, точно. Ты же из театра. Ты играла в куче пьес в Пейсе, да?

Я кивнула и сказала, что это одна из причин, по которой я выбрала другой университет. Не тот, что брат и сестра.

– Дэниел тобой гордился.

Я опустила взгляд, стараясь не заплакать, и Нолан отвлек меня новыми вопросами:

– Ты хочешь стать актрисой?

Я кивнула.

– Но ты такая застенчивая, – сказал он. Это говорили мне очень многие, узнав, чем я занимаюсь.

– Ничего я не застенчивая. Я просто интроверт, – я начала объяснять разницу. Говорить, что люди меня немного напрягают и я предпочитаю быть одна. – Дэниел тоже был интровертом. Он очень тщательно выбирал, с кем проводить время. С тобой например.

Нолан улыбнулся, и я подумала, что, может быть, он пригласил меня поужинать не из вежливости. Может быть, я тоже его утешала. Помогала ему ощущать связь с Дэниелом.

– А чем еще вы похожи?

Я заколебалась, не понимая, какое время глаголов использовать. Настоящее – из-за меня – или прошедшее – из-за него.

– У меня тоже ОКР. И такой же средний балл, – я улыбнулась, – хотя не стоит сравнивать нейрохирургию с шекспировским театром. Я умная, но он все-таки поумнее.

– Ну, на самом деле предметы, которые ты изучаешь, не определяют твой интеллект.

– Ну да, – сказала я, хотя Дэниел все равно был умнее меня. Умнее всех в нашей семье.

– Между вами двоими больше общего, чем между тобой и Джози.

Я кивнула.

– Да, она, наоборот, экстраверт. Любит потусить. Это забавно. Вообще, я больше похожа на Дэниела, но с ней он больше дружил, – я почувствовала укол ревности, а потом мне стало за это стыдно, – Дэниела тянуло к людям вроде тебя… и нее.

– Неудачникам? – улыбнулся он.

– Счастливым, – я обхватила руками теплую кружку. Мы уже пили кофе. – Веселым. Ты всегда мог его рассмешить.

Нижняя губа у Нолана задрожала.

– Я слышала, как он говорил Софи, что ты будешь шафером у него на свадьбе. Когда-нибудь.

– Он так сказал?

– Да. Но ты же и так это знал.

– Ну да, наверное. Господи, он был лучшим человеком на свете. Всем бы такого друга. Он прикрывал меня… Вытаскивал меня из всякой фигни.

Я слегка улыбнулась, припомнив несколько смешных историй из надгробной речи Нолана. Он рассказывал, каким верным и надежным был Дэниел, а самого себя представил разгильдяем.

– Я не верю, что это он лежал в том ящике, а не я. Господи, вот бы это был я.

Я покачала головой, хотя на самом деле чувствовала то же самое. Если бы умерла я, у моих родителей осталась бы запасная дочь.

В тот день Нолан подвез меня до дома и спросил, нельзя ли ему зайти в комнату Дэниела. Мне стало неудобно. Я еще туда не заходила и знала, что родители делали это только один раз и то вынужденно, чтобы взять одежду для похорон. Но я согласилась, и мы тихо вошли в дом, поднялись наверх и прошли по коридору к закрытой двери. Сердце у меня колотилось. Я повернула ручку и заглянула внутрь.

В комнате было темно, занавески оставались задернуты, и целую секунду я искренне молилась о чуде. Надеялась, что мы обнаружим Дэниела мирно спящим, а все это окажется дурным сном. Но застеленная кровать и ровное покрывало подтвердили наш кошмар.

– Господи, – прошептал Нолан, когда мы осторожно вошли в комнату, привыкая к темноте.

Я хотела что-нибудь сказать, но не могла ничего придумать. Что тут говорить? Разумеется, у Нолана таких проблем не было.

– Я, по-моему, со школы здесь не бывал. А тут все по-прежнему.

Я кивнула, радуясь, что родители не стали ремонтировать наши комнаты после того, как мы уехали учиться. Наверное, уже и не станут. Мы с Ноланом огляделись. Посмотрели на книжный шкаф, уставленный романами в мягкой обложке, теннисными наградами, подписанными бейсбольными мячами и коллекцией шариков со снежинками. Полюбовались бейсбольными кофтами, висевшими на стене, коллажем из фотографий, прикрепленным к пробковой доске, и стопкой медицинских книжек на столе. На диване в углу лежал открытый чемодан. Я увидела там пижаму, которую Джози подарила ему на Рождество. Он ее так и не распаковал. На тумбочке лежал «Переломный момент» Малкольма Гладуэлла, заложенный примерно посередине. Сверху валялся бальзам для губ. Мне вдруг очень захотелось посмотреть, на какой странице он остановился, но я не рискнула ничего трогать. По-моему, Нолан чувствовал то же самое, потому что мы стояли там, как в музее, глядя на прошлое, на смерть молодого человека, на застывшее мгновение. Мы смотрели и смотрели, пока не изучили все, а потом Нолан взял меня за руки, притянул к себе и обнял.

– Я тебя люблю, Мередит, – прошептал он мне на ухо.

Разумеется, я понимала, что он имеет в виду. Как именно он меня любит. Как старший брат, которого у меня больше не было. Но все-таки от этих слов я чуть не сошла с ума, и по всему телу побежали мурашки.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала я в ответ.

В эту секунду поняла то, что пыталась отрицать неделями. Или годами. Я запала на Нолана. Это было очень глупо. Даже слово я выбрала какое-то дурацкое, легкомысленное и вообще не соответствующее нашей страшной потере. Даже не считая того, что Нолан был намного старше и слишком красив для меня, он оставался лучшим другом моего брата. Нельзя встречаться с лучшим другом брата. И теперь тем более нельзя. И вообще, как меня могло потянуть к кому-то сразу после смерти брата? Это неприлично и могло случиться скорее с Джози, чем со мной. И тем не менее, это произошло. У меня вспотели ладони, а сердце громко билось. Когда он посмотрел мне в глаза, я поняла, что больше не одна.

Я отвернулась, пытаясь внушить себе, что это все происходит только в моей голове. Что это иллюзия. Реакция на горе. Посттравматический стресс. Это пройдет. И даже если не пройдет, никто об этом никогда не узнает. Я не скажу. Никому не скажу.