Читать книгу - "Чистая речка - Наталия Терентьева"

– Спасибо, Аркадий, мне адвокаты не нужны! На пятерку так не заработаешь! – математичка не любит самоуверенного Песцова и в принципе не любит никого, кроме толстой Лизы, которая отлично решает все квадратные уравнения по алгебре, а ответ по геометрии знает еще до того, как я прочитала задачу до конца. Наверно, у нее такой талант. По сравнению с Лизой Серафиме все кажутся тупыми, особенно мы. Она даже злится, что я учусь лучше остальных наших, потому что ей так удобнее: детдомовские – тупые, на них внимания вообще обращать не нужно, им (то есть нам) дорога на стройку или в колонию.

Девочка улыбнулась мне, и я неожиданно вспомнила, где ее недавно видела. Это она была с мамой на рынке, где мы с Веселухиным продавали грибы. Точнее, я собрала и продавала, а он увязался за мной. Они хотели у нас все купить, сообразив, что мы не от хорошей жизни грибы принесли на рынок, а мне это как-то не понравилось. Я еще тогда подумала, что они городские – настоящие, не из нашего городка. Что-то другое в них. То ли они свободнее, то ли проще носят хорошую одежду, то ли как-то необычно доброжелательны и отстранены одновременно.

Я еще раз внимательнее взглянула на свою новую соседку. Не думаю, кстати, что она долго задержится на этом месте. Просто пока не сориентировалась, не поняла, как тут у нас и что. Девочка тем временем стала решать задачу, и я обратила внимание, как чудно она держит ручку. Чудно! Потому что она левша. Значит, немножко не такая, как все. Наш Артем, который ни с кем не общается, – тоже левша. И еще есть левша в детдоме, маленькая рыжая девочка, которую привезли в прошлом году, ее все время бьют и обижают даже младшие дети, она никак не может ни к кому пристать или как-то сама защищаться. Поэтому мне левши кажутся немного неполноценными. Точнее, казались. Маша – точно хорошо учится, я это поняла по первой же задачке. Она быстро решала, не задумываясь, ни на секунду не останавливаясь, и подняла руку:

– Здесь нет ошибки? Мне кажется, не будет решения. Не может быть отрицательного ответа.

Математичка ужасно не любит, когда ее уличают в ошибке. Или пусть не ее саму, пусть авторов учебника. Лучше сделать вид, что никто не заметил ошибки, иначе потом у нее настроение испорчено на весь урок, и она будет бубнить, ругаться, наставит плохих отметок. Мне, в принципе, все равно, какие у меня оценки, от этого ничего не зависит. У нас не хвалят за пятерки и не ругают за двойки и тройки. Но я не люблю получать незаслуженные двойки.

– Да? – Серафима, скривившись, стала вчитываться в задание. – Ну… может быть. А ты что, Олейникова, раньше решала это? В старой школе вы уже проходили эту тему?

– Да нет. – Маша опять улыбнулась, не обращая внимания на Серафимин раздраженный тон, и я обратила внимание, какая у этой девочки приятная улыбка. – Просто нашла ошибку. Я права?

– Права, права… Еще тебя на мою голову не хватало… Мало мне умников и дебилов… Одни ничего не хотят, другие умнее всех… Что, Аркадий, тебе конкурентка пришла? Не будешь уже самым умным? Если не считать Лизы…

Серафиме иногда как будто доставляет радость взять и стравить всех в классе – отличников с двоечниками, отличников между собой, домашних с детдомовскими. Она начинает говорить нарочно, лишь бы кто-то заорал от возмущения или треснул кого-нибудь – ведь Серафиму не треснешь. И ведь она при этом не злая. Я могу отличить злого по природе, по сущности своей, от нормального человека. Так вот, Серафима – нормальная, просто любит яркую жизнь, конфликты на пустом месте, наверно, ей без этого скучно – годами одни и те же формулы, графики, одни и те же ошибки и тяжелые темы, которые в результате не знает никто, а сдавать должны все, причем на положительную оценку.

После алгебры Маша не ушла со всеми остальными, а осталась с нашей компанией. Я не стала ничего говорить, но Алёхина, прибежав, как обычно, и завидев рядом с Веселухиным новую девочку, тут же к ней задралась:

– Тебе чё надо? Вали давай!

– Даш, Даш… – Веселухин попытался урезонить свою подружку, но та только разошлась, видя, что никто ее не поддерживает.

– Нет, ну а чё? Это кто такая?

– Это новенькая, успокойся! – сказала я. – Маша, давай отойдем в сторону, я тебе все объясню.

– Объясни, объясни! Давай, давай, откуда такая взялась, пришла еще, кому ты тут нужна, пришла… – завелась Алёхина, и очень мне напомнила нашу повариху, которая старше Дашки раза в три или больше, но точно так же заводится и никак не может остановиться. В это время у нее могут гореть котлеты или макароны, трещать, дымиться в кастрюле, а она бубнит и бубнит, ругается и ругается: «Пришли, сидят, жрут, никак не нажрутся, не наготовишь на вас, жрут, жрут… Чтоб вас разорвало когда-нибудь!..» Руки в боки встанет, живот вперед, и говорит, говорит. Потом устанет и уйдет. А все уже сгорело.

Веселухин послушал-послушал Дашку и тоже поплелся за нами, широко загребая ногами, за ним – Гоша, за Гошей – Артем. В результате Алёхина осталась одна, попробовала уцепиться за Веселухина, чтобы он задержался с ней, но он только стряхнул ее руку с рукава и сказал:

– Дура! Ты мне рукав порвешь!

Наверно, ему было интереснее с новенькой. Или со мной.

– Ты откуда? – спросил Веселухин.

– Из Москвы, – ответила Маша.

– Что, из Москвы уехали, чтобы тут жить? – удивился Гоша.

– Ну да, разве так не бывает? – засмеялась Маша.

– Не бывает, – покачала я головой. – Что тут интересного? Все, наоборот, в Москву всегда едут.

– А что в Москве интересного?

– Ты чего? – Мальчики наперебой заговорили, как маленькие, пытаясь доказать, что они в курсе про все – и про Москву, и вообще – про клубы, про машины, про разное, о чем они сами толком не знают, слышали или видели по телевизору…

Они учатся со мной в одном классе, Веселухин даже старше, ему уже давно пятнадцать исполнилось, но они как будто младше меня на несколько лет. Говорят глупости, не понимают очевидных вещей, могут сами себя выставлять в дурацком свете.

Маша не смеялась над ними и как-то совершенно спокойно слушала глупости, которые они говорили, как будто даже с симпатией.

– А правда, почему вы переехали? – спросила я.

– У нас здесь бабушка… – Маша нерешительно остановилась. – Она…

Вообще-то лучше не рассказывать ничего такого, чем потом тебя же могут и пнуть. Наши – народ жестокий, а уж домашних точно никто жалеть из нас не будет.

– Ясно, – побыстрее сказала я.

– Да, и просто мама давно хотела переехать куда-нибудь в маленький город, хотя бы на пару лет, пока мне не поступать в институт.

– Здесь тоже можно учиться! – заржал Веселухин. – На маляра!

– Паш… – я пихнула его.

– А чё? Мы же пойдем…

– Ты пойдешь, а другие не пойдут.

– Кто это другие? Ты, что ли? Ну-ка, ну-ка, и куда ты будешь поступать?

– В военное училище, отстань!