Читать книгу - "Пасхальный парад - Ричард Йейтс"

— Лихо вы, — сказал ей, второкурснице, взъерошенный мужчина на вечеринке.

— Лихо? Вы о чем?

— О вашем разговоре с Ласло. Я прислушивался.

— С кем?

— Вы даже не знаете, кто это? Клиффорд Ласло, будущий политолог. Настоящий тигр.

— Вот как?

— Но вы молодец. Не стушевались, но и в бутылку не полезли.

— Вы об этом коротышке в бифокальных очках?

— Во дает! — Он затряс массивными плечами, симулируя приступ смеха. — Ха-ха-ха. Коротышка в бифокальных очках. Выпить не хотите?

— Да нет, хотя… ну ладно.

Эндрю Кроуфорд оказался аспирантом философского отделения и ассистентом преподавателя. Его влажные волосы падали на глаза, и у нее возникало желание зачесать их назад пятерней. Его пухловатость оказалась обманчивой; пожалуй, он даже был по-своему привлекателен, особенно в разговоре, но проводить больше времени на воздухе ему бы не помешало. Защитив докторскую, он намеревался продолжить преподавательскую деятельность («Если меня не заберут в армию, но кому нужна такая развалина?») и еще попутешествовать. Посмотреть, что останется от Европы, побывать в России и в Китае. Мир ждут непредсказуемые изменения, и он должен увидеть их своими глазами. Однако главное — преподавание.

— Мне нравится классная атмосфера. Я знаю, от этого веет скукой, но академическая среда — это мое. А ваша специализация?

— Я только на втором курсе. Вообще-то «английский и литература», но я еще…

— Серьезно? Вы выглядите старше. То есть, я хотел сказать, кажетесь старше. И поведение, и то, как вы разобрались со стариной Ласло. Я был уверен, что вы аспирантка. У вас такой… как сказать… У вас такой уверенный вид. В хорошем смысле слова. Все эти вечеринки в какой-то момент становятся неуправляемым сборищем, вы не находите? Каждый что-то кричит, пытается набрать очки. Я, я, я. Еще выпьете?

— Нет, мне пора.

— Где вы живете? Я вас провожу.

— Не стоит. Я вообще-то не одна.

— Кто он?

— Вы его не знаете. Дейв Фергюсон. Он стоит у дверей. Высокий такой.

— Этот? Ему же лет пятнадцать от силы.

— Не говорите глупости. Ему двадцать один год.

— Тогда почему этот крепыш не в армии?

— У него больное колено.

— Мениск? Повредил, играя в футбол? Мне этот тип знаком, как же.

— Я не знаю, на что вы намекаете, но только…

— Ни на что я не намекаю. Я никогда ни на что не намекаю, я всегда говорю, что думаю.

— Короче, мне пора идти.

— Подождите. — Он двинулся за ней сквозь толпу гостей. — Я могу вам позвонить? Вы мне дадите свой телефон?

Она написала номер на бумажке, сама не понимая, зачем это делает. Не проще ли было сказать «нет»? В том-то и дело: сказать Эндрю Кроуфорду «нет» было практически невозможно. Что-то в его облике — глаза, губы, вроде бы рыхлый торс — внушало мысль, что отказ будет равносилен смертельной обиде.

— Спасибо, — сказал он, пряча бумажку в карман с видом ребенка, которого только что перед всеми похвалили. — Нет, правда.

— Кто этот толстый коротышка? — поинтересовался Дейв Фергюсон, когда они вышли на улицу.

— Толком не знаю. Аспирант с философского. Я бы не назвала его толстым. — И после паузы добавила: — Высокомерный, пожалуй. — И снова засомневалась: вряд ли можно было назвать его высокомерным.

— Он на тебя запал.

— Ты так говоришь про всех.

Было приятно прогуляться с Дейвом Фергюсоном безоблачным вечером. Он прижал ее к себе, но без той голодной жадности, что свойственна некоторым парням. Они шли шаг в шаг, отбивая каблуками четкий, энергичный ритм.

— Я поднимусь? — спросил он ее у крыльца.

Теперь у нее была отдельная квартирка в студенческом блоке. Три или четыре раза она уже позволяла ему «подняться», и еще пару раз он оставался у нее до утра.

— Не сегодня, Дейв. — Она избегала встречаться с ним взглядом. — Я правда…

— Ты что, заболела?

— Нет, просто я устала и хочу сразу лечь спать. А завтра у меня тяжелый экзамен по Чосеру.

Глядя ему вослед, ссутулившемуся в своем пальто, она задала себя риторический вопрос: «И зачем я его прогнала?» Жизнь — противоречивая штука.

Один печальный опыт колледжа состоял в том, что Эмили почувствовала свое интеллектуальное превосходство над сестрой. По отношению к матери это произошло много лет назад, но то был особый случай; а тут у нее возникло ощущение совершенного предательства.

Впервые она обратила на это внимание, когда они с Пуки отправились в Сент-Чарльз вскоре после рождения второго мальчика. Тони-младший стоял на ногах, держась за мамину ногу и пуская слюни, пока взрослые разглядывали новое существо в колыбели.

— По-моему, Питер — чудное имя, — говорила Пуки. — И ты, Сара, права: он совсем другой. У него и у маленького Тони совершенно разные характеры. Правда, Эмми?

— Мм…

После того как инспекция закончилась и дети уснули, они втроем уселись в гостиной, и Сара налила три бокала шерри. Сказывалось влияние Эдны Уилсон.

— Ох, наконец-то можно посидеть.

Вид у нее был уставший, но стоило ей разговориться, как лицо оживилось. Временами, особенно после небольшой дозы алкоголя, Сара становилась почти такой же словоохотливой, как ее мать.

— Я тут невольно вспоминала папу. В августе?., ну да… в общем, когда Италия сдалась. Вы видели заголовки газет в тот день? «Ньюс» — единственная газета, которую мы здесь получаем, Тони она нравится — написала: «ИТАЛИЯ ВЫХОДИТ ИЗ ВОЙНЫ». В тот день я спускалась в деревню, так что мне попали в руки и другие газеты. «Тайме» и «Трибьюн», как и большинство изданий, сообщили: «ИТАЛИЯ СДАЕТСЯ» — или что-то в этом роде. А что написала «Сан»? Папина газета! В старой доброй «Сан» я вижу заголовок: «ИТАЛИЯ КАПИТУЛИРУЕТ». Представляете? Нет, вы можете себе представить, чтобы папа написал такой заголовок или пропустил его в печать? Да он бы скорее умер. Короче, он бы никогда такого не позволил, — тут же поправилась она и сделала изрядный глоток.

— Я что-то не поняла, — сказала Эмили.

— Ах, Эмми. Много ли людей знают слово «капитулировать»?

— Ты знаешь?

Сара захлопала глазами:

— Ну, то я, а то другие. Ежедневная газета рассчитана на миллионы читателей. Не знаю, мне это показалось забавным.

— Чудесно! — воскликнула Пуки.

Сара залезла на диван поглубже и убрала под себя ноги — интересно, это она тоже позаимствовала у Эдны Уилсон? — после чего разразилась очередным монологом с пылкостью актрисы, не сомневающейся в восторженной реакции зрителей.