Читать книгу - "Пляжная музыка - Пэт Конрой"

— Это была ужасная ошибка! — прочувствованно сказала она. — Мои родители были потрясены тем, что Шайла наложила на себя руки. Ты ведь можешь это понять и посочувствовать. Ли — единственная их связь с Шайлой и с прошлым.

— Я бы им посочувствовал, если бы они хоть немного посочувствовали мне.

— Джек, я думаю, что смерть Шайлы вызвала нервный срыв у всей семьи, — сказала Марта. — Все в один голос обвиняли тебя, в том числе и я. Мы считали, что если бы ты был хорошим мужем, моя сестра никогда не бросилась бы с моста. Сейчас тебя уже никто не обвиняет… за исключением, конечно, отца.

— Сообщи мне что-нибудь хорошее, — съязвил я. — Скажи, что этот сукин сын сдох.

— Я люблю своего отца, и мне очень не нравится, когда ты так о нем говоришь.

— Старый говнюк.

— Мой отец — очень несчастный человек, — возразила Марта, перегнувшись ко мне через стол. — И у него есть на то причины. Ты знаешь об этом не хуже других.

— Просто для сведения. Терпеть не могу эту тупую дочернюю преданность. Ты не представитель фирмы по связям с общественностью для своих родителей. А теперь давай-ка сделаем заказ.

Подошедший Фредди пристально посмотрел на Марту.

— Sorella di Шайла? — спросил он меня.

— Марта, познакомься с Фредди. Он без ума от твоей сестры.

— А-а, Марта… Ваша сестра была такой красавицей. Такой солнечной. Вы очень на нее похожи, — низко поклонился Фредди.

— Приятно с вами познакомиться, Фредди. В Южной Каролине вас многие знают.

— Джек, у нас отличные жирные мидии. Свежие анчоусы, тоже очень хороши. Calamari fritti[24]. Что пожелает Марта? Может быть, pasta allʼamatriciana?[25]

— Фредди, я бы начала с пасты, — сказала Марта.

— Все, что угодно, — для сестры Шайлы. Добро пожаловать в тратторию. Приходите к нам снова и снова. Синьор Джек, а для вас — мидии. Положитесь на Фредди.

Фредди направился к кухне, по пути проверяя каждый столик, и я улыбнулся его сноровке. Он напоминал мне сержанта в армии: возможно, другие занимают и более высокие посты, но без сержанта застопорится любая военная операция.

Я повернулся и посмотрел на Марту, на эти мягкие, светящиеся черты, точно такие же, как у ее сестры. У нее были такие же глаза лани, та же застенчивая красота, которая у Шайлы была более резкой, взрывоопасной. У Марты же эта красота была более сдержанной, вкрадчивой, но иногда она могла застать вас врасплох, когда Марта внезапно ослабляла туго закрученную пружину своей нерешительности. И даже макияж, жемчуг и черное платье не могли скрыть испуганную девушку, прячущуюся под маской светской женщины.

— Отец все еще винит тебя в смерти Шайлы, — сказала Марта. — Не думаю, что следует это от тебя скрывать.

— Знаешь, Марта, — произнес я устало, — я всегда думал, что буду замечательным зятем. Рыбалка. Игра в карты. И все это дерьмо. А на поверку отец у тебя оказался жутким, твердолобым сухарем. Я так и не смог понять его. Но ты и сама все это знаешь. Ты ведь выросла в этом рассаднике боли.

— Почему ты ненавидишь меня за любовь к отцу? — спросила она.

— Потому что тебе крайне не хватает честности. Ужасное и опасное изображение преданности. Он отравил тебя, так же как отравил Шайлу и твою мать. Женщины хлопочут вокруг него, защищают его и считают его желчность добродетелью. Ты его не любишь. Ты его просто жалеешь. И я тоже. И все же большего дерьма я в жизни не встречал.

— За что ты его так ненавидишь?

— Мне жаль этого сукина сына.

— Он не нуждается в твоей жалости.

— Значит, буду его ненавидеть.

Фредди принес Марте пасту, а мне — мидии, и его появление было как нельзя более кстати. Блюдо Марты было острым, пряным и содержало даже такой запретный плод, как свинина. Будучи правоверной еврейкой, Марта тем не менее не считала для себя нужным придерживаться в еде предписанных Левитом законов. Большую часть своей взрослой жизни она боролась с родителями против запретов употреблять в пищу свинину и устриц. Иудаизм был ей дорог, но она не могла делать вид, что соблюдает законы кашрута.

— А можно мне попробовать мидии? — спросила она.

— Настоящий трайф[26], — сказал я, передавая ей мидию.

— Зато вкусно, — отозвалась она с набитым ртом.

— Что ты здесь делаешь, Марта? — поинтересовался я. — Ты еще не ответила на главный вопрос.

— Хочу понять, почему моя сестра покончила с собой. Пусть кто-нибудь объяснит мне, почему жизнь стала для нее невозможной. Ведь у нее все так хорошо складывалось. Это какая-то бессмыслица. Родители не желают об этом говорить.

— Это я могу понять. Я не сказал Ли, что ее мать совершила самоубийство. Не могу найти слов, чтобы рассказать ей о мосте. Мне хватило и того, что пришлось ей сказать о смерти ее мамы.

— А она знает, что я жива? Что у нее есть тетя и дед с бабушкой, которые ее любят?

— Смутно, — ответил я. — Но полная амнезия мне только на руку. И пожалуйста, не делай такого ханжески-благочестивого лица. Последний раз я видел людей, о которых ты упомянула, в суде Южной Каролины. Если мне память не изменяет, каждый из вас давал свидетельские показания и вы в один голос утверждали, что я не способен вырастить своего единственного ребенка. А я вырастил красивую девочку. Просто сказочную. И сделал это без вашей помощи.

— И ты считаешь справедливым наказывать нас до конца жизни, не разрешая нам встречаться с Ли? — спросила она.

— Да, считаю справедливым. А ты помнишь, как часто я мог бы видеться с дочерью, если бы твои щедрые родители выиграли дело?

— Они просили суд запретить тебе видеться с дочерью. — Марта закрыла глаза и сделала глубокий вдох. — Теперь они понимают, как были не правы. Им надо получить еще один шанс.

В этот момент появился Фредди с двумя морскими лещами, зажаренными на гриле. Рыбу он положил на край стола и одним взмахом ножа ловко отрезал головы. Затем разделал: вынул скелет каждой рыбины, словно скрипку из футляра. Сначала он приготовил леща для Марты: положил белое прозрачное филе на ее тарелку, полил его зеленым оливковым маслом и сбрызнул соком половинки лимона. То же самое он проделал и с моей рыбой.

— Вы будете рыдать, — заявил Фредди, — настолько это вкусно.

— Разве я заказывала рыбу? — спросила Марта, когда Фредди отошел.

— Ты похожа на человека, предпочитающего рыбу. У него сильно развита интуиция, и ему всегда нравилось удивлять меня.