Читать книгу - "Вокруг себя был никто - Яков Шехтер"

И приказал отец отнести его к матери, и сидел он на коленях у нее до полудня, и умер.

И поднялась она наверх и положила мальчика на кровать Султан-бобо, и заперла дверь, и вышла. И позвала она мужа своего, сказав:

– Пришли мне, прошу, одного из слуг и двух быстрых верблюдов. Я съезжу к суфию и вернусь.

А муж спросил:

– Почему ты едешь, ведь до рамадана еще далеко?

Но она сказала ему:

–Салям!

И отправилась она и быстро пришла к Султан-бобо в Ургенч. И было, издалека завидел ее Султан-бобо и сказал Чинар-ваису:

– Вон та хивиянка, беги, прошу, ей навстречу, спроси, здорова ли, здоров ли муж, здоров ли ребенок.

Но она ответила Чинар-ваису:

– Здоровы!

И пришла она к Султан-бобо, и обняла ноги его, и подскочил слуга, чтобы оттолкнуть, но Султан-бобо воспротивился:

– Оставь ее, потому, что душа ее горестна, и Аллах скрыл это от меня!

И сказала она:

– Разве просила я сына у господина моего? Ведь говорила я – не разочаровывай свою служанку.

И сказал Султан-бобо Чинар-ваису:

– Опояшься и возьми мой посох в руку, и пойди; если встретишь кого, не приветствуй, если кто будет приветствовать тебя, не отвечай ему, и положи мой посох на лицо отрока.

И помчался Чинар-ваис быстрее ветра, а Султан-бобо и хивиянка пошли следом. И положил слуга посох на лицо мальчика – но не было ни звука, ни слуха. И вышел он навстречу Султан-бобо и доложил:

– Не пробудился мальчик!

И вошел Султан-бобо в дом и увидел: мертвый мальчик лежит на его кровати. И запер он дверь, и помолился Аллаху, и лег на ребенка, приложил уста свои к его устам, глаза к его глазам, ладони к его ладоням, и распластался на нем, и потеплело тело ребенка. И встал Султан-бобо, прошелся по дому шаг туда, шаг сюда, и снова лег на мальчика. И чихнул отрок семь раз, и открыл глаза, и позвал Султан-бобо Чинар-ваиса, и сказал:

– Позови эту хивиянку, пусть возьмет своего сына.

Абай перестал раскачиваться, открыл глаза и заговорил обычным голосом:

– С тех пор, во время беременности, или перед родами, или когда заболеет ребенок, идут женщины к мазару Султан-бобо и к могилам его святых учеников и просят о заступничестве перед Аллахом. А в качестве следа, по которому их можно найти, оставляют детскую игрушку или туфельку.

– Что значит – след? – спросила я. – И кто станет их разыскивать?

– Астральный след, – терпеливо пояснил Абай, – это как отпечатки пальцев. Каждый человек уникален, и след, оставляемый им в духовном пространстве, тоже уникален. Для того, кто бродит по духовным мирам, словно по грядкам своего огорода, не составляет труда по вещи, принадлежащей человеку, или даже по фотографии отыскать корень его души. А, прикоснувшись к корню, ты становишься властелином этого человека и можешь делать с ним, что заблагорассудится. Суфий всегда действует во благо просящего помощи, а шарлатан – в свое собственное.

– Но ведь ученики Султан-бобо давно умерли, как же они могут помочь просящим?

– В духовном смысле они живы. И даже сильнее присутствуют в мире, поскольку тело, с его низменными заботами, больше не мешает продвижению духа. Из ныне живущих прямой наследник Султан-бобо – твой Учитель.

– Мирзабай?

– Конечно.

Солнце прикоснулось к вершинам платанов, их длинные тени, словно указательные пальцы, вопрошающе направленные в нашу сторону, придвинулись вплотную. В густой кроне деревьев перекликивались птицы.

–Уйди– уйди, – требовал один голосок.

– Пить-хочу, пить-хочу, – жаловался другой.

И так спокойно было сидеть на бревнышке рядом с Абаем, так безмятежно думать о будущем, теперь уже связанном с его именем, что я решилась, и произнесла невозможные, странные для себя самой слова.

– Знаешь, я готова остаться с вами навсегда. Хотите женой, хотите служанкой, хотите учеником, кем угодно, но только с вами.

Где-то вдалеке стеклянно зазвонили часы. Бом-бом-бом – пять ударов. Голубь спорхнул с платана, и, зашумев крыльями, перелетел на крышу сакли.

– О-о-о! – раздался крик от дороги.

Мирза перескочил через арык и быстро приближался к нам. Толик едва поспевал за ним.

– Хороший доктор Абай, – то ли спросил, то ли подтвердил Мирза. – Совсем Таня вылечил. Теперь кушат надо, водка пить. Домой ехать.

– Как домой, я же только приехала!

– Пора, мой друг, пора, – сказал Абай. – Если Мастер решил, значит, пора. Не волнуйся, мы постоянно будем рядом, где бы ты ни находилась.

Я заплакала: неужели все кончилось, так внезапно и неожиданно! Мирза прошел в дом, Абай и Толик последовали за ним. Тень от платанов легла на мои колени, невидимая птичка в кроне продолжала жаловаться:

–Пить-хочу, пить-хочу, пить-пить-пить.

Ветерок холодил мокрые щеки, под ложечкой горело, словно за пазуху сунули грелку. Недавняя эйфория сменилась глубочайшим унынием, черным, будто тень на моих коленях. Из сакли высунулся Толик:

–Таня, Мирзабай зовет.

Заснуть в эту ночь не удалось. Каждые полчаса Мирза будил Толика и заставлял играть на свирели; откуда только брались силы на такую бешеную активность у, в общем-то, немолодого человека. Он явно черпал энергию из другого источника, намного превышающего нормальные возможности.

Под утро я почувствовала себя нафаршированной энергией Мирзабая, она выливалась у меня через уши, текла из ноздрей. Спать не хотелось, наоборот, я готова была лезть на высокие скалы, бежать двадцатикилометровый кросс, скакать, прыгать, энергия распирала меня изнутри, словно горячий воздух монгольфьер.

Есть я отказалась, после ночного пиршества кусок не лез в горло, но Абай заставил выпить две чашки чая. После этого он достал потертый кошелек, высыпал на ковер перед собой горку монет и завел странный разговор.

– Автобус до Нукуса стоит рубль, вот тебе рубль. Билет до железнодорожного вокзала – пять копеек. Вот тебе пять копеек. Билет до Москвы в общем вагоне – двенадцать рублей. Вот тебе двенадцать рублей. Чаю попить, проводнику рубль дать, в Москве на метро, еще рубля три, вот тебе три рубля. Ну, может мороженого девочке захочется или ситро, вот еще рубль. Итого семнадцать рублей пять копеек. Пожалуйста.

Он протянул мне горстку мелочи и несколько смятых бумажек. Такая щепетильность меня удивила, но, памятуя о лежащих за подкладкой тридцати рублях и авиабилете, я молча протянула руку ковшиком и приняла деньги.

– Еду тебе Апа соберет, – продолжил Абай. – Если останется, сама не доедай, друзей угости. Игоря, Видмантаса. Не будь жадиной.

– Я не жадная, почему ты решил?

– Шутка, – улыбнулся Абай. – Толик поедет с тобой, мало ли кто покусится в дороге на честь и достоинство молодой красивой женщины.