Читать книгу - "Беглец - Алгебра Слова"

Семеныч грубо толкнул его:

– Ложь! Она просто спала!!! Это ложь!

– Тем не менее, я должен провести ряд исследований, и вы не можете сейчас уйти. Это опасно.

– Пошел на х… – задохнулся Семеныч от негодования, – со своими диагнозами! Она час назад еле голову держала, а сейчас садится на кровати. Она в порядке. И я не хочу ничего слушать. Пиши, что у нее было, и скажи, сколько мы должны. Вот у меня есть карточка, триста долларов или выпиши счет, я прилечу домой и оплачу.

Доктор подошел к посту дежурной медсестры.

– Эпикриз я могу сделать сегодня днем, – мужчина был ошеломлен и растерян.

– Сейчас давай. Так пиши. От руки. Не нужны мне печати.

Доктор выдрал чистый листок из журнала назначений, достал с полки Ее карту и, пролистав последнюю, набросал текст на полстраницы. Семеныч наблюдал из-за спины, безуспешно пытаясь прочесть неразборчивый почерк.

Протянутый ему листок бумаги, Семеныч сложил в несколько раз и убрал в бумажник.

– Деньги?

Но неожиданно доктор отрицательно мотнул головой.

– Не надо. Я не имею права брать деньги за чудо, которого не совершал. И я не собирался брать с вас денег. В России, когда я учился в университете и заканчивал аспирантуру… Я оставил там свою любовь. Я хотел таким образом попросить прощения, предоставив вам лучшую палату, лекарства… Когда я увидел вас ночью в отеле. Вы понимаете? Я загадал, что если у вас все будет в порядке, то моя жизнь еще наладится. Что все можно изменить, исправить, но… Когда ее обследовали той ночью – я понял, что ничего изменить нельзя. И любые наши поступки будут вечной тенью преследовать нас.

Семеныч поморщился.

– Я ничего не понял. Напишите адрес клиники и расчетный счет. Я переведу деньги позже. Мне до лампочки ваши сантименты. Если вы не хотите брать деньги за чудо, то я чувствую себя обязанным за него заплатить. Не люблю ходить в должниках у вселенной. У нас с ней и так натянутые отношения. Напишите лекарства.

– Да… Да, – доктор вновь взялся за ручку. – Понятно? Названия лекарств на латыни записываю. Поймет любой фармацевт. Это – дозировка. Периодичность. И вот в конце строки – длительность курса. Обязательно обратитесь ко врачу. Как можно скорее.

– Обратимся, – Семеныч аккуратно сложил и убрал второй листок. Оглянулся на палату, перевел взгляд на доктора. Съездить за Ее одеждой в отель – означало оставить Ее одну, а Семеныч больше этого сделать не мог. Ему казалось, что стоит только от Нее отойти, как опять начнется что-то страшное. – Вы на машине? Мы хотим уйти сейчас.

Доктор взглянул на наручные часы.

– Поехали. Вы уверены, что не лучше остаться? Хотя бы на день. Я считаю, что Ее необходимо понаблюдать. Это может быть временное улучшение перед…

– Заткнись!!! – прошипел Семеныч и решительно зашагал в палату. – С таким настроем нам лечение явно пойдет во вред.

Взгляд его замер на пустой кровати, отброшенном одеяле и мятой простыне.

* * *

Она, держась за подоконник, передвигалась вперед.

– Я же говорила, что сама! – гордо сказала Она. – Слабость только небольшая.

– Куда ты идешь-то? – развернулся Семеныч.

– В ванную.

– Она в другой стороне.

– Я по стенке, не умничай.

– Доктор разрешил уехать. Он нас отвезет.

– Доктор отвезет, палата с туалетом и душем, ты находишься рядом днями и ночами, еду доставляют, как в гостинице, – ворчала Она, делая шаг за шагом. – Что тут происходит? Что за больницы такие? Я в таком виде не поеду. Неси мне одежду.

– Четыре часа ночи. Кто тебя увидит? В одеяло заверну и отнесу.

– Еще чего, – не согласилась Она.

– Тогда оставлю долечиваться тут одну.

– Это шантаж?

– Право выбора.

– Ты почему такой противный? – спросила Она.

Семеныч не ответил, подошел к постели и расстелил одеяло. Вопросительно обернулся к Ней.

* * *

Номер Семеныча располагался от лифта в нескольких метрах. Он нес Ее на руках и уже увидел, что в конце коридора снова никакого прохода нет: глухая стена с одностворчатыми дверьми номеров.

«Не может просто так появляться и исчезать проход. Не может на свете жить мой двойник, открывающий небеса и убивающий Ребенка, – Семеныч, прижавшись с Ней к стене, пытался извлечь бумажник из кармана брюк. – Она не может появляться в двух местах одновременно. Не бывает такого распрекрасного завещания и редкого вируса. Она не может умереть».

– Поставь меня, – попросила Она. – И возьми спокойно карточку. Я умею стоять.

Семеныч осторожно опустил Ее на пол. Убедившись в том, что Она держится на ногах, Семеныч мельком наблюдал за Ней. Он заметил, что Она совершенно не смотрит в сторону предполагаемого прохода, а терпеливо ждет, обернувшись легким одеялом, пока он откроет дверь и озирается назад, очевидно, боясь, что Ее увидят в больничной одежде. Ее босые ноги переминались на ковровом покрытии коридора.

«Не помнит? – раздумывал Семеныч, медленно роясь в пустом кармане. Он-то так и порывался рассказать Ей о том, что видел Доместика. И появление, равно, как и исчезновение прохода – опять не являлось обычным событием, не выходящим за рамки разумного. – Не тревожить ее? И убраться отсюда поскорее?»

– Семеныч! – не выдержала Она. – Что ты застрял? Я так и вижу, как в тебя входят какие-то мысли и овладевают тобой. Доставай карточку. Кто-нибудь пойдет, и меня увидят. У тебя бумажник в другом кармане, если ты его ищешь.

Семеныч хотел подхватить Ее снова, чтобы отнести на постель.

– Дойду, – упрямо перешагнула Она через порог. – Очень хочется горячего кофе.

– Да, – согласился Семеныч, нажимая на кнопку включения электрического чайника. – Сейчас сделаю. И надо в аптеку сходить за лекарствами. Доктор выписал тебе.

– Утром. Потом, – вяло отмахнулась Она, открывая чемодан. – Я действительно себя нормально чувствую.

– Тебе помочь? – Семеныч присел рядом на корточки.

– Да нет, – усмехнулась Она, выуживая нижнее белье и ночную сорочку.

Семеныч высыпал в чашки два пакетика кофе, надорвал упаковки с сахаром.

Она поднялась с вещами в руках:

– Я – в ванную.

– Если что, позови.

Когда Она, заметно посвежевшая, через некоторое время вернулась, то застала Семеныча спящим. Две чашки остывшего кофе прижались друг к другу на прикроватной тумбочке.

Пока Она находилась в клинике, Семеныч практически не спал. Внешнее бодрствование в течение нескольких суток изнутри являлось для него промежуточным состоянием между жизнью и смертью. Это состояние одновременно было и мгновением, и вечностью. Семеныч точно напитывал своей энергией тот участок пространства, который занимало Ее тело. И теперь, будто отойдя от анестезии, сознание Семеныча, поняв, что источник боли ликвидирован, пыталось реанимировать сном свой иссякший заряд.