Читать книгу - "Фридл - Елена Макарова"

ложки, вилки, нож;

пояс;

трикотажная рубашка;

сухой спирт;

трусы;

тряпочные носовые платки (8) и бумажные носовые платки (2 упаковки);

медикаменты;

костюм;

три галстука.

Зачем тебе костюм и три галстука?

Ходить в театр.

В какой театр?

Ты же собиралась устраивать там театр! Для чего мы красим простыни в разные цвета?

Маленькое оконце плотно залеплено снегом, вместо неба – белая блямба. Мы никак не вылезем из постели, лежим с новорожденным списком, Павел курит трубку, вспоминает, что мы еще забыли.

Майку… трико…

Теплое пальто! Мы же твое сдали немецкой армии…

Йозеф Вавричка помнит, как я пришла к нему в магазин и сказала: «Гитлер приглашает меня на свидание, нет ли у вас чего теплого».

Он подобрал мне пальтишко по размеру – его не нужно было укорачивать. Теплое, темно-серого цвета, оно прослужило мне две зимы и две осени, вернее сказать, одну. Сентябрь 1944 года выдался теплым, мы ходили в легкой одежде. Но я надела пальто в дорогу. В вагоне было душно, я сняла его… Наверное, оно там и осталось. Нет, наверняка его кто-то подобрал. Добротная вещь пропасть не может. Пропала я, но кто-то точно продолжал жить в моем пальто, кого-то оно грело, а может быть, даже спасло.

Вот что нужно было сказать Вавричке, чтобы он по достоинству оценил свой поступок. Он знал, что мне нечем заплатить, и сказал: «Носите на здоровье, госпожа Брандейсова, я ничего с вас не возьму».

Я принесла ему «Вид из окна на Марианские Лазни», в красивой раме.

Вавричка замахал руками: нет, нет, такую картину за пальто?

Ну и что, я ее за час нарисовала, пальто шить дольше.

Прибыли оценщики, все переписали. Длиннющий список, около каждого наименования – стоимость. Мои недоделанные тарелки оценены в одну марку каждая. Марка к марке – глядишь, и наше имущество возымеет цену.

Хильда! С гусем в помойном ведре. Купила в Праге, на вокзале, но в чем эту громадину везти? Схваченный мощной Хильдиной рукой за лапки, гусь болтается в воздухе.

Смотрю, стоит помойное ведро. Схватила его, помчалась с ним и с гусем в уборную. Ведро вытряхнула, ополоснула, гуся завернула в газету и укрыла шалью.

Прощальный спектакль, которого я так боялась, начался весело. Сцена с гусем затмила собой все. Хотя предыдущие акты пьесы были полны драматизма.

В Гамбурге Хильда попала под бомбежку и опоздала на берлинский поезд, так что у Бушманов оказалась в 4 утра. Дорога в Прагу тоже была непростой – непрерывные проверки документов. Спасло липовое удостоверение отца, что она едет в командировку по закупкам экспериментальных крыс для его лаборатории.

Только что мы потрошили чемоданы, вынимая из них лишние вещи, теперь – гуся. Анатомическая комната – все внутренности вывалены: вещи из шкафов, потроха из тушки…

Этот гусь будет частым героем моих голодных снов в Терезине. Но пока предстоит его съесть.

Обжорная ночь сопровождается чтением «Замка». Читаю, разумеется, я. Мне так нравится читать вслух любимые книги.

Уважаемые радиослушатели! Монолог старосты, обращенный к господину К, прозвучит в исполнении Бедржишки Брандейсовой.

«На распоряжение, о котором я вам говорил, мы с благодарностью ответили, что никакой землемер нам не нужен. Но этот ответ, как видно, вернулся не в тот же отдел – назовем его отдел А, – а по ошибке попал в отдел Б. Отдел А, значит, остался без ответа, да и отдел Б, к сожалению, получил не весь наш ответ целиком: то ли бумаги из пакета остались у нас, то ли потерялись по дороге – но во всяком случае не у них в отделе, за это я ручаюсь, – словом, и в отдел Б попала только обложка. На ней было отмечено, что в прилагаемом документе – к сожалению, там его не было – речь идет о назначении землемера. Тем временем отдел А ждал нашего ответа, и хотя у них была заметка по этому вопросу, но, как это часто случается при самом точном ведении дел – вещь вполне понятная и даже неизбежная, – их референт положился на то, что мы им ответим, и тогда он либо вызовет землемера, либо, если возникнет необходимость, напишет нам снова. Поэтому он пренебрег всеми предварительными записями и позабыл об этом деле…»

Меня уносят потоки слов, закручивают в спирали, протаскивают по нитям с буквенными обозначениями и возвращают туда, откуда все началось, то есть в никуда. Это так похоже на жизнь в целом, которая не имеет ни направления, ни цели, тем более сейчас, когда мы достигли пика абсурда.

«Наша беспомощность перед судьбой очень напоминала состояние господина К.», – скажет потом Хильда.

В последний день мы, сытые и веселые, распаковывали и снова запаковывали чемоданы и рюкзаки под мудрым Хильдиным руководством. Внесли в список три белые рубашки, вычеркнули половую тряпку. По весу почти одно и то же, если вычеркнем стельки, то точно…

Может, рубашки покрасим? После первой же стирки они станут серыми.

Фридл обожает метаморфозы, – говорит Павел Хильде. – Спустись в сад, и ты увидишь, что там уже сушатся голубые небеса, коричневая земля, зеленая трава, ночное небо… Не пора ли снять весь этот театр с веревки?

А что ты будешь с этим делать? – спрашивает Хильда, раскладывая по стульям заледеневшие цветные простыни.

Театр! Представь, если накинуть на детей зеленую простыню, получится лес… Если они поднимут руки, на глазах у зрителей вырастут деревья, если они будут наклоняться в разные стороны, получится ветер…

Кажется, мы готовимся к представлению, которое никогда не состоится.

Но оно состоялось.

«Настал этот день… Я ночевала у Зденки Турковой и в четыре утра пришла к Фридл… Она лежала на диване в пальто. И плакала. Тогда она плакала… Она боится меня потерять… как я вернусь в Гамбург под бомбежкой?!

Все это было как взрыв… Мы попрощались в школе, где был сборный пункт… Я пошла на станцию и по дороге сказала себе: я ее больше никогда не увижу… Так она и стоит в моей памяти доныне – в школе, на первом этаже, в сером пальто, и смотрит на меня… Так смотрят, запоминая».

Часть пятая
Терезин

1. Сборный пункт в Градце Кралове

14.12.42. Три часа утра. Мы готовы. Постараемся написать с дороги… У нас тяжелая поклажа, не знаю, как Ф. это вынесет. Будьте здоровы и счастливы, – пишет Павел Отто и Марии, я приписываю: Сердечный привет вам обоим. Огромное спасибо за вашу помощь и готовность помогать… Наверное, никто столько не получил от Аделы, сколько я. Она была самой лучшей из семьи и была достойна самого лучшего, но получила самое худшее. 1000 приветов, ваша благодарная Фридл.