Читать книгу - "Дочери Марса - Томас Кенилли"

В огромном, стоящем прямо на земле шатре приемного отделения проворный коротышка майор Брайт в хирургическом халате вместе с палатным врачом торопливо осматривали лежащих на койках или прямо на земле только что доставленных раненых. Брайт обошел примерно с четыре десятка носилок, на ходу раздавая указания, как разместить носилки. Необходимо было подготовить отделение к приему еще четырех десятков раненых или даже больше.

С начала поступления раненых многие медсестры, включая Салли — она исполняла обязанности старшей медсестры палаты, — занялись тем, чем обычно занимаются в первую очередь: определяли наличие кровоизлияний, обморожений, шоковых состояний и так далее. Другие медсестры дожидались в своих отделениях, пока в этом шатре решат дальнейшую судьбу раненых. И от столов, на которых громоздилось все, что только можно вообразить, — перевязочные материалы, ампулы с опиатами для инъекций, приборы для измерения давления, которое у некоторых после транспортировки на санитарных авто достигало критического уровня, — медсестры по распоряжению майора Брайта, невозмутимой старшей Болджер или палатного врача бросались впрыскивать морфий или же заполнять бланки с фамилиями и симптомами поступивших, указывая, в какое именно отделение тот или иной раненый направляется. Санитары тащили обмундирование раненых, их вещмешки из ярко освещенного электролампами, питаемыми генератором, шатра в примыкавшую к нему отдельную палатку-склад.

Кое-кто из доставленных в приемное отделение оказался мертв — и выяснилось это только благодаря мощному освещению. Таких тут же, не снимая с носилок, отправляли в служивший моргом сарай. Посеревшие, лишенные возрастных примет, заострившиеся лица раненых в грудь или в живот пробуждали у Салли совершенно неподходящий в данной ситуации и раздражающий вопрос, какой смысл было везти этих людей в такую даль, если они уже обречены? К чему загружать и перегружать и так уже перегруженный пункт эвакуации раненых и его персонал?

В шатре откинули полог, ведущий в смежное помещение. Ходячим раненым с бирками «D» принесли чай и какао. Раненые с притороченной к форме биркой «S», что означало шок (не физический, а психический), дрожа стояли в группе ходячих, но от чая и какао лучше им не становилось.

В центре шатра каждый раненый должен был получить соответствующую бирку. Майор Брайт вместе с палатным врачом были заняты размещением раненых категорий «А», «В» и «С» на носилках — им выдавались и дополнительные бирки, где было написано: «НЕОТЛОЖНЫЙ СЛУЧАЙ», «БРЮШИНА», «ГРУДНАЯ КЛЕТКА», «ПОЗВОНОЧНИК». Салли помнила эти кое-как накорябанные бирки еще по Руану. Медсестры должны были принимать эту систему как данность, хотя все в ней зависело от обстоятельств, начиная с момента, когда тяжело раненного в голову размещали на койке или прямо на земле бок о бок с получившим ранение в живот, и младшие медсестры должны были останавливать внезапно открывшееся кровотечение.

Салли будто вновь попала на борт «Архимеда» — исходивший от обмундирования или того, что от него осталось, смрад, характерный запах свернувшейся крови и ран, где уже начинается сепсис или обычная или газовая гангрена. Да и сама атмосфера была пропитана паническим страхом, чего не могло быть в куда более приемлемом в гигиеническом отношении госпитале Руана.

Наблюдая за медсестрами уже в статусе если еще и не старшей сестры, то уже и не младшей, Салли попросилась в реанимационное отделение, расположенное выше по склону от палатки, где кроме нее жили Лео, Онора и Фрейд. Что ее на это толкнуло — если отбросить то, что в этом отделении применялись самые современные методы, — было неясно и ей самой. Как только туда начнут поступать первые раненые, Салли предстоит их принимать.

Весь остаток ночи с тех пор, как она ушла из приемного отделения, прошел в состоянии, близком к помешательству. С передовой постоянно доносилась стрельба — вели заградительный огонь, а в воздухе был слышен рокот аэропланов. В подчинении у Салли были две молоденькие медсестры, которые с поразительным хладнокровием смотрели на лежащего на носилках солдата с ранением в области грудной клетки, которого только что внесли санитары. Давление у него стремительно падало, и его спешили разместить у печки. Переложив солдата с носилок на койку, его прикрыли одеялами. Салли воткнула ему в вену иглу, а медсестры торопливо установили подставку для капельницы с физраствором. Рядом с койкой санитары разожгли спиртовой обогреватель. Появился палатный врач, одеяла подняли — врач должен был проверить пульс и принять решение о переливании крови. Плазму обещали подвезти, вот только пока еще не доставили, пояснил доктор.

Салли пробыла в реанимационном отделении двенадцать бесконечных часов. За это время прибыли несколько человек с посттравматическим шоком, семерых солдат с другими ранами так и не удалось спасти, и восемнадцать человек направили в хирургическое отделение — их судьбе еще предстояло определиться. Четверо раненых оставили в реанимационном отделении — для повышения содержания кислорода в крови.

Салли ввела иглу, от которой шла трубка, в вену здорового санитара — его кровь предстояло перелить тяжелораненому. Она видела, что легкораненые стали расспрашивать медсестер о своих товарищах, доставленных в реанимационное отделение. А потом все вокруг словно замерло. Из реанимационного отделения на санитарных машинах в эвакогоспиталь отправили лишь одного раненного в грудь. Ночью ожидался очередной приток раненых. Но до тех пор можно и прикорнуть.

* * *

Салли все чаще и чаще приходилось слышать это название от ходячих, и не только ходячих, но всех, кто находился в сознании. Бюлькур. Родителям солдат это название ничего не говорило. Месяц назад и сами солдаты слыхом не слыхали ни о каком Бюлькуре, как и о том, что этой, до сей поры безвестной деревушке суждено войти в историю из-за оборонительной операции на линии, названной в честь прусского генерала Гинденбурга. В Дёз-Эглиз прибыли несколько колонн с личным составом. Их снимали с фронта. Но три австралийских дивизии — в составе которых был и Лайонел Дэнкуорт, и Чарли Кондон, — было решено оставить. Они были готовы продолжать наступать.

Были и другие географические названия, которые бормотали раненые и пережившие болевой шок солдаты. Часть из них оказалась не в меру разговорчива. Ле Барк и Тилуа, Бапом и Маль-Транш, Ланьикур и Эку, Дуанье и Люверваль. Время в Дёз-Эглиз ускорялось — рутина всегда заставляет его течь быстрее. Поступление раненых, эвакуация большинства из них на санитарных машинах, выстроившихся вдоль дороги, — во всем этом усматривался некий ритм. Облегчение приходило по ночам, в часы редких поступлений или же когда пункт на день-другой прекращал прием.

Медсестер перебрасывали из одного отделения в другое, чтобы они овладели разными навыками в условиях этой бесконечной войны. Фрейд намертво вцепилась в обязанности операционной сестры — ассистируя капитану Бойтону из Чикаго, который вступил в Королевский медицинский корпус из-за своей матери-англичанки и впоследствии каким-то образом оказался в рядах австралийцев.

Рядом с палаткой санитары рыли окопы на случай воздушных налетов и, кроме того, строили вместительное бомбоубежище. Бомбардировщики, их еще прозвали «голубями», ночи напролет гудели в небе в поисках городков и артиллерийских позиций, чтобы отточить свое мастерство досаждать неприятелю.