Читать книгу - "Говорит и показывает Россия - Аркадий Островский"

После окончания террора в стране наконец появилось поле для мыслей и действий; этой новой возможностью поспешили воспользоваться советские художники, писатели и журналисты. Именно они впоследствии окажут решающее влияние на тех людей, которые тридцатью годами позже запустят перестройку. Слово “оттепель”, выбранное Ильей Эренбургом в 1954 году в качестве названия своего романа, обозначило целый период в советской истории. Оно точнее всего передавало всеобщее ощущение: оттепель – не то же самое, что весна, и даже не окончание зимы, а лишь ослабление суровых морозов посреди нее; оттепель может смениться и новыми заморозками. Но после сталинского террора люди испытали облегчение: их больше не душат и не убивают без разбора. Как говорит один из персонажей Михаила Зощенко, “высшую меру я… с трудом переношу. Остальное как-нибудь с божьей помощью”.

Советский строй не допускал частной собственности на землю, однако личное пространство для частных мыслей и чувств понемногу стало расширяться. Массовое строительство хрущевских пятиэтажек в корне изменило жизнь миллионов людей. Из коммунальных квартир с общей кухней и одной уборной на несколько семей они переезжали в собственное жилье. Квартиры в хрущевках были тесными, неудобно спланированными, зато отдельными. В личных квартирах граждан начали появляться личные магнитофоны и личные телевизоры. В стране образовался круг художников, поэтов и бардов, формировавших интеллектуальное пространство той эпохи. Конструкции сталинского мира с его гигантизмом ломались. Среди них, под ними, из-под них пробивались совсем другие интонации и образы, зарождался иной способ взаимодействия с реальностью. Искусство возвращалось и возвращало людей к простейшим радостям: к ощущению тепла, нежности и искренности, к нормальным словам и чувствам, сопоставимым с масштабом частной человеческой жизни.

Частное становилось массово востребованным. Поэт Евгений Евтушенко собирал тысячные аудитории. Песни Окуджавы наполняли городскую среду новым, искренним и личным звуком. Театр “Современник”, вокруг которого объединились Олег Ефремов, Анатолий Эфрос, Александр Володин, Виктор Розов, дарил ощущение свежего воздуха, освобождал от штампов, формировал чувства, мысли и поведение людей 60-х годов.

“Современник” произрастал из корневой системы Художественного театра – не того советского окостенелого МХАТа, пропитанного цинизмом и фальшью, какой сложился в концу сталинской эпохи, а того, который – как “товарищество на вере” – создали в 1898 году Станиславский и Немирович-Данченко.

Коллектив театра обсуждал, как наладить новое дело. Олег Ефремов горячо убеждал: “Театр – кооперативное товарищество актеров. Надо пробовать эту форму. Главное в театре – коллектив, построенный и управляемый демократически. Выборный художественный совет, выборное правление”. Ему спокойно возражал гениальный Анатолий Эфрос: “Мы организаторы нового театра. Это наша идея, наша инициатива… Станем ли мы более авторитетны, если нас «изберут»?.. Ты говоришь: «кто нас уполномочил?» Никто. А кто уполномочивал Станиславского и Немировича-Данченко? Хватит ждать, чтобы нас кто-то уполномочивал. Надо действовать самим. Нас уполномочила совесть…”^[37].

Записи о театре “Современник” – из дневников Владимира Саппака, литературного критика и публициста. Саппак же писал и о возникавшем в то время телевидении – как о новом способе взаимодействия с реальностью.

В “Новом мире”, который возглавлял крупный советский поэт Александр Твардовский, вышла статья Владимира Саппака “Телевидение, 1960. Из первых наблюдений”^[38]. Статья была наброском будущей книги о природе телевидения. Саппак скончался 23 ноября 1961 года. Неоконченную рукопись складывали в книгу два близких ему человека – Вера Шитова и Инна Соловьева. Воспоминания Соловьевой, выдающегося историка Московского Художественного театра и русской культуры XX века в целом, стоит цитировать наиболее полно. Соловьева в то время тесно сотрудничала с “Новым миром”.