Читать книгу - "Проклятие семьи Пальмизано - Рафел Надал"

– Мы идем к маме? – немного испуганно спросил Витантонио, входя в церковь. Ему никогда не нравились каменные львы у дверей: издали они казались безобидными, но вблизи было видно, что у них острые зубы и свирепый взгляд, в котором читалась угроза.

Доната направилась в левый неф и остановилась перед капеллой Богоматери Скорбящей. Подняв голову, она устремила взгляд на серебряный меч, пронзивший сердце Марии, и почувствовала ту же боль, что с самого рождения Витантонио мучила ее всякий раз, как она приходила сюда молиться за него и за себя. Она посадила детей на скамейку, а сама упала на колени перед скорбной фигурой Святой Девы. В отчаянии она не находила другого выхода, кроме как умолять Богоматерь о заступничестве.

– Как мать – матери! – вырвалось у нее горячим шепотом.

Помолившись у образа Девы Марии, они перешли в капеллу Святого Причастия, бо́льшую по размеру и приспособленную для ночных бдений. Доната передвинула одну из лавок за исповедальню и села; дети легли, положив головы ей на колени, лицом к монументальной сцене Рождества Христова, высеченной в камне слева от входа. Она обняла детей и с облегчением отметила, что те немного успокоились, разглядывая каменные фигуры, в особенности овечек, изображенных подле пастухов почти в натуральную величину, и вола с ослом, согревающих младенца Христа своим дыханием.

Дети уснули, а когда и Доната смогла наконец сомкнуть глаза, ей приснился кошмар: львы с портала гнались за овечками из вертепа; у львов были острые когти и свирепые, вылезающие из орбит глаза. Постепенно львы становились похожи на Анджело Конвертини и его братьев, а овечки – на Витантонио и Джованну, они в страхе убегали, пытаясь найти спасение у тети. Несмотря на ледяную декабрьскую ночь, Доната проснулась в поту и поклялась, что больше не уснет, в ужасе от того, что может проснуться и не обнаружить детей рядом.

Она явилась к нотариусу вместе с детьми, готовая доказать, что ни с кем им не будет лучше, чем с ней. Войдя в кабинет, Доната испугалась, увидев, что Анджела Конвертини и ее сын Анджело сидели в креслах по обе стороны стола. Синьора Беллоротондо была одета во все черное, подчеркнуто строго, но на шее висела золоченая цепь и массивный золотой крест, почти как у местного епископа. Анджело был в темном шевиотовом костюме, из кармана жилета тянулась золотая цепочка часов, принадлежавших его отцу, основателю династии. С момента гибели Антонио на войне Анджело всячески подчеркивал, что теперь он старший сын, и использовал малейшую возможность, чтобы заявить о своих правах на наследство Конвертини. Однако в итоге он всегда вынужден был отступать перед подавляющей, природной силой матери, которая без видимых ухищрений утверждала свой статус безусловной главы семьи.

В комнате находились также «четыре евангелиста». Марко сидел отдельно на стуле, а Маттео, Лука и Джованни устроились сбоку, на диване. Отец Феличе, брат синьоры Анджелы, ходил по кабинету взад и вперед с бревиарием^[12] в руке и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Сюда пригласили и господина Маурицио, мэра, который безучастно сидел в кресле в глубине комнаты. Присутствие должностного лица окончательно напугало Донату.

– Садитесь сюда, рядом с Марко. Моя мать отведет детей на кухню и чем-нибудь займет их.

Доната с трудом выпустила детские руки, все это внушало ей опасения. Когда мать нотариуса увела Витантонио и Джованну, Доната почувствовала слабость в ногах и ей пришлось опереться о стул.

– Итак, – потребовал общего внимания нотариус, усаживаясь за стол.

«Четыре евангелиста» подались вперед, и Доната заметила, что все четверо совершенно одинаково подкручивают обеими руками кончики усов, приготовившись внимательно слушать разъяснения нотариуса Фини. Сцена была комичной, но Донате было не до смеха, она никак не отреагировала и на громкое сопение отца Феличе, усевшегося наконец у противоположной стены. Она ощущала, что задыхается, и прочитала про себя молитву «Аве Мария», чтобы отвести худшие опасения. Никогда еще она не чувствовала себя такой верующей, как в последние несколько часов.

– Все это немного странно, – начал нотариус, – но все мы согласны с тем, что если такова последняя воля Франчески, мы ее исполним. Прежде чем составить документ, я разъяснил ей, что эти распоряжения противоестественны и могут быть превратно истолкованы, но она настояла на своем. Так что я резюмирую ее завещание: собственность, которую Франческа унаследовала от своего мужа, Антонио, следует разделить на две части. Две большие оливковые рощи, расположенные вдоль шоссе в направлении Мартина-Франки, площадью шестьдесят и сто сорок гектаров соответственно, и относящиеся к ним постройки возвращаются в собственность семьи Конвертини и должны быть поделены между пятью братьями и сестрой в соответствии с приложенным документом. Маленькая оливковая роща у въезда в деревню площадью пять гектаров и относящийся к ней трулл, а также дом на Виа-Кавур, известный как Дом на площади Санта-Анна, переходят в собственность Витантонио и Джованны, которые смогут вступить в право владения по достижении двадцати трех лет, а до тех пор находятся в распоряжении Донаты Пальмизано.

Нотариус поднял глаза от завещания и уставился на Донату. Впервые в жизни он обращался к ней на «ты»:

– Ты не можешь ни продать, ни передать кому-либо эту собственность или ее часть, но ты имеешь право на доходы с нее до наступления совершеннолетия детей, которые остаются на твоем попечении в соответствии с этим соглашением. На следующей неделе судья вызовет тебя принести клятву, что ты принимаешь эти условия…

Вырвавшийся у Донаты радостный крик поразил собравшихся. Теперь уже все были уверены, что Франческа поступила правильно.

– Отец Феличе, господин Маурицио и госпожа Анджела присутствовали, когда я в последний раз зачитывал Франческе завещание, и по воле умирающей подписали его как свидетели. Все мы согласны, что распоряжения справедливы. Также согласие со всеми положениями документа выражают Анджело, Маттео, Марко, Лука и Джованни, которые подпишут соответствующее приложение, а госпожа Анджела уполномочена подписать его за свою дочь Маргериту. Оливковые рощи возле Мартина-Франки, которые бедняга Антонио получил перед своей гибелью на фронте при Пьяве, возвращаются в собственность семьи Конвертини…

Доната уже не слушала нотариуса. Ее сын, Витантонио, останется с ней, да к тому же у нее будет дочь, Джованна! Остальное было неважно, и она не обращала внимания на объяснения нотариуса, которые заняли еще больше часа. Она не слышала шума отодвигаемых кресел, когда все Конвертини встали, не слышала, как они прощаются с нотариусом, не видела, как кивают ей, выходя. Наконец голос нотариуса Фини вернул ее к реальности:

– Пойдем посмотрим, что поделывает на кухне эта парочка, но прежде вытрите слезы.

– Не могу поверить! – воскликнула Доната, схватив его руки и целуя их.