Читать книгу - "Ты, главное, пиши о любви - Юлия Говорова"

3 ноября

Бугрово

Юля – Марине

Моя дорогая Марина! Спасибо за нашу прогулку под теплым дождем по Тверскому бульвару, за кофе с мороженным, за крышу дома Нирнзее в Большом Гнездниковском переулке, за Москву, которую нельзя не любить, если на нее смотришь вашими глазами.

А я опять в деревне. Аля принесла с огорода кочаны, выложила на стол из корзины, и тут же запахло дождем, хрустким капустным соком, кочерыжкой. Мы точили ножи для капусты, длинные, с чуть поржавевшими, как от лимонной кислоты, лезвиеми. Готово ли, проверяла Аля, щупая острие указательным пальцем. Из сеней потягивал сквознячок, по углам пылали янтарные тыквы, под яблоней в опустевшем саду были свалены старые, никому не нужные летние доски, осиновый, изогнутый дугою горбыль.

Законопачивали окна на зиму, вставляли вторые рамы. Вдруг Аля выбежала во двор, схватила охапку листьев и разбросала по подоконнику. Для красоты у нас всегда оставляют листья, ветки вереска и багульника, декоративные тыквы (полосатые), оранжевые фонарики от физалиса, листья брусники, мох (чтобы окна в мороз не запотевали). По подоконнику видно, как человек провел лето, чего достиг. И только потом вставляется вторая, зимняя, рама, ее подколачивают гвоздиками.

Маша законопатила оконные щели варежками.

Казалось, будто кто-то изнутри дома приложил ладони к стеклу.

Я говорю с Москвой, Аля и Маша молчат и слушают. Шагающий спутник в небе к нам ближе, чем Москва.

Теперь буду в декабре – приеду к маме на елку!

12 ноября

Ханты-Мансийск

Марина – Юле

Здравствуй, Юлька!

Выступаю в Ханты-Мансийске.

За мной перебежками следуют повсюду какие-то сумеречные тетушки из министерства образования, наводят тень на плетень и наступают на горло песне моей про туманные дали, пути-дороги и вечные странствия человека на этой прекрасной Земле.

Они завозят тебя в дальний поселок, откуда не знаешь, как выбраться, если послать их, например, к чертовой матери, берут за горло и требуют подписки, что я не стану соблазнять малых сих рассказами про «заграничные горы» (это о моих путешествиях в Горную Индию и Высокие Гималаи, восхождении на гору Фудзи, мечте о Мак-Кинли, Килиманджаро, Тянь-Шане, Памире, и, не приведи господи, о Кордильерах…).

Я человек жизнерадостный, вольный, и вдруг такая назойливая опека! Так что на сей раз Ханты-Мансийск вышел нахохленный.

То ли дело – лет двадцать тому назад! Когда представители коренных народов жаловались на свою судьбу, я спросила:

– Чем мы, писатели, можем вам помочь?

На что мне серьезно ответили:

– А вы родите нам одного ханта и одного манси!

14 декабря

Москва

Юля – Марине

Марин, привет! Кое-что между нами.

Ездила готовить для мамы подарки, у нее в конце декабря день рождения. Но речь не об этом. Просто хочу вам сказать, что помню наш с вами разговор в декабре прошлого года. Вы тогда еще раз напомнили мне радоваться тому, что на свете есть мама, просто – что она есть – и беречь.

Я, Марина, очень люблю свою маму. И люблю вас.

Об этом, собственно, и письмо.

И это наша мощная тайна.

2008 год. Зима

– О, Тимарх, о чем ты хочешь спросить?

– Обо всем, разве не все удивительно?

Плутарх

2 января

Москва

Марина – Юле

Юлька, радость моя, испеченный тобою хлеб теперь все вспоминают, звонят, изумляются – какой он был вкусный и сиятельный. Не пропало ни крошки!

Диски слушаю, вдыхаю бодрящие пары апельсинового масла.

Согласись, книга про лицей расцвела с воспоминаниями нашей Люси. И как хорошо, что нашлись фотографии ее одноклассников, с выпускного вечера ушедших на войну, которые она приготовила, да не успела отнести.

А главное – мы с тобой выбрали невероятный камень! Теперь вся наша семья подкидывает мне денег, чтобы я могла расплатиться с каменотесами. Я это отмечаю, торжественно объявляю благодарности, воспеваю.

Наконец, отец Лев сказал:

– В общем, на другой стороне памятника давайте увековечим имена вкладчиков и суммы, чтобы Люся знала, кто сколько сдал!

5 января

Москва

Юля – Марине

Марин, я надеюсь, что Лёве Люсин камень понравился, вы все уладили с мастером, и камень благополучно займет свое место на земле.

А мне, в этот пока еще не определившийся с дождем или снегом Новый год захотелось вас порадовать. Это не подражание Басё, а мое ему посвящение. Таких рассказов будет несколько. Уже придумала название для всех: «Внутри каштана».

AT TACHMENT

Шаг

Цветок мокугэУ дороги лошадь сжевалаМимоходом.

Басё

Если весной, когда мы только распахивали поле сажать картошку, с нами ходили галки, налетевшие на свежего червячка, то осенью, в конце сентября, когда мы перепахивали картошку, уже выкопанную (просто ходишь и собираешь остатки), на грядки высыпали и безумно носились курицы.

А мы, тетя Нина, Аля и я, медленно бредем взад-вперед, пока перепахивается поле. У каждой из нас по ведру. Заметил картошку, бросил. Пересекаясь, немногословно переговариваемся или обмениваемся простым и понятным для любого уже уставшего человека взглядом: «надоело…».

Так иногда ненадолго поднимешь взгляд на багряные по окраине поля клены. И хочется до них дойти, да нельзя (грядка туда не тянется). Идешь, идешь – и отхлынешь. И как звук, отбивающий такт и ритм нашего движения, шага, прогрохочет в ведре картошка.

С нами конь. Он идет аккуратно, очень мягко. Он украшение и заводила в этом «танце». И если к плугу налипает земля, то конюх сдергивает ее сапогом. Конь ждет. Ручки у плуга гладкие, как у коляски или велосипеда.

А плуг как огромный консервный нож, только сейчас не вскрывал, а, перепахивая, закрывал, приготавливая к зиме, землю.

Кожаные ремни у подпруг скрипят, лошадь шагает ровно и спокойно, и так же спокойно, ритмично, «хрум-хрум» жует траву, которую успевает сорвать, мотнув головой, по краю поля.